Эту песню - кто только не пел, конечно. Но у меня день любви, сделавшей круг, так что.
Сомневаюсь, что когда-нибудь решусь пересматривать тот бутлег с Крёгером, но каким же восхитительным Чудовищем он был (у предложения ряд подтекстов). А Принц, о, Принц; там было перевоплощением всамделишней киношного. Яна я просто люблю, как всегда.

@темы: Ян Амманн, musical, аудио, Уве Крёгер

---

Здравствуйте,  Юинард
Доктор и мюзиклы, правильно я поняла?)

@темы: Пч

---

Зачем-то (нет, я знаю, зачем: чтобы исправить настроение после фон Триера, но разговора ради это несущественно) села пересматривать декабрьское интервью Смита на шоу угадайте кого.
Какой он все-таки приятный. С этими носками в горошек и "They (female DW-fans) just like me perform...". С этой мимикой, с "What should we call the band?/Three... Octopuses and an Otter?". Etc., etc., etc.

Мои чувства к этому свитеру всё ещё себя не исчерпали.

@темы: что любовь, как акт, лишена глагола, doctor who

---

После белых (в черную крапинку) носков Мэта Смитта я опрометчиво решила, что англоязычному телевидению меня удивлять уже, в общем, нечем.
Как же. Хелена Бонем Картер, и этот её образ викторианского кролика, и эта привычка перепробовать кофе из всех чашек, и эта она вся. Пора идти и смотреть "The King's Speech"
Интервью здесь (где начинается парад чашек на рабочем столе), и здесь (где Крейг дарит Хелене Густава Флобера, но не ТАРДИС).

@темы: Craig Ferguson, я ежедневно борюсь со своей склонностью к эмоциям, но пока дело не ладится

---

Не могу отделаться от ассоциации этого стихотворения с "Солярисом". С Крисом и Хари непосредственно.
Есть там, впрочем, и вторая ассоциация; но о ней говорить совсем странно.

Бродский, как всегда.

Любовь (1971)

Я дважды пробуждался этой ночью
и брел к окну, и фонари в окне,
обрывок фразы, сказанной во сне,
сводя на нет, подобно многоточью
не приносили утешенья мне.

Ты снилась мне беременной, и вот,
проживши столько лет с тобой в разлуке,
я чувствовал вину свою, и руки,
ощупывая с радостью живот,
на практике нашаривали брюки

и выключатель. И бредя к окну,
я знал, что оставлял тебя одну
там, в темноте, во сне, где терпеливо
ждала ты, и не ставила в вину,
когда я возвращался, перерыва

умышленного. Ибо в темноте --
там длится то, что сорвалось при свете.
Мы там женаты, венчаны, мы те
двуспинные чудовища, и дети
лишь оправданье нашей наготе.

В какую-нибудь будущую ночь
ты вновь придешь усталая, худая,
и я увижу сына или дочь,
еще никак не названных, -- тогда я
не дернусь к выключателю и прочь

руки не протяну уже, не вправе
оставить вас в том царствии теней,
безмолвных, перед изгородью дней,
впадающих в зависимость от яви,
с моей недосягаемостью в ней.

@темы: литература, швидке горіння нервових клітин

---

Слушайте.
Я пишу это с воскресенья начиная, и, хоть шаблон слезливых мелодрам из головы не вынуть, корректировать градус его воздействия временами удаётся (я вроде как намекаю, что тут - именно эти "времена"). Странный *для меня прежде всего* рассказ, в котором всё не так, как кажется, а фантастика вроде бы есть, но её и нет фактически. Аллюзии увидит каждый, кто.

Моей дорогой кузине (глава раз, глава два).

Глава 1.
У здания двадцать этажей. Это небольшой район, тут только офисы среднего пошиба; вот дальше, если углубляться в сеть изящных дорог и переулков, начинаются здания по сорок, пятьдесят; случается, сто. Случается, впрочем, и по одному.

Допивая кофе, Минди-секретарь раздражённо покосилась на особу в голубом пальто, робко меряющую шагами холл.
"Ещё тут".
"Ну вызави охранника".
Двухсекундная паузу.
"вызОви".
Охранника! Минди поморщилась, посылая лучи ненависти в сторону синепальтовой дамы.
"Или сама к ней подойди", - не унималась в ICQ Элис-с-пятого.
Cама! Ещё лучше!
Минди заново перебрала причины того, почему присутствие дамы так выводит её из себя. Может, кого-то ждёт? Ну, и пусть себе ждёт. Пять минут, десять, пятнадцать - ладно уж! Но двадцать - это уже ни в какие ворота; тем более, тут вроде как своё производство, и ходить кому попало не положено.
Дама вдруг остановилась, будто эмоциональный монолог прозвучал не в голове у секретаря "Джей-Инкорпорейтед", а вполне так вслух. Опустив руку, до того нервно теребившую лацкан плаща, она направилась прямо к тумбе ресепшена. Минди внутренне подобралась, готовая, буде понадобиться, дать яростный и быстрый отпор.
-Здравствуйте, - сказала дама. - Кажется, я вас раздражаю.

*
Вторая чашка нашлась быстро, и как-то незаметно вышло так, что уже через двадцать минут Сьюзан - её звали Сьюзан - пила кофе, опершись об известно какую тумбу, сбивчиво (от очевидного избытка чувств) пересказывая историю своей жизни.
-...брат. Четвероюродный, конечно, но больше у меня в городе никого нет. Понимаете, я ведь знаю, как это звучит... как вымогательство какое-то... но больше никого нет, и - о, Минди, я ведь могу надеяться, что вы никому не расскажете?
-Конечно, милая, конечно, - закивала Минди, стараясь как можно более незаметно отключить экран монитора, где вовсю мигало оранжевое окно месседжера.
-Спасибо, вы так добры ко мне, - расплылась в улыбке Сьюзан, и отпила ещё немного из своей чашки. - Я, в сущности, только узнать хотела: во сколько заканчивается рабочий день? Уже четвертый час, наверное, пора, и я его тут встречу, и... и...
-Через двадцать минут, - взглянув на часы у противоположной стены, сказала Минди. - Он всегда ровнёхонько в пять спускается, вроде как пример всем подаёт. Вы пейте-пейте, не уходите отсюда никуда. Он часто мне желает хорошего вечера, так что не разминётесь. Придумали-то уже, что ему говорить?
Сьюзан потерянно улыбнулась, наматывая локон светлых волос на палец:
-Целый день думаю. Скажите, вы ведь лучше меня знаете: он добрый человек?
Настал черед Минди потерянно улыбаться.
-Как вам сказать, - протянула она, отводя взгляд. - Он довольно... своеобразный, как и все эти англичане, если вы понимаете, что я имею ввиду; ох, простите, вы ведь тоже...
Но четвероюродная сестра начальника "Джей-Инкорпорейтед" только нетерпеливо отмахнулась от национальных распрей, и, впившись взглядом в Минди, потребовала рассказывать ей дальше - всё, как есть.
-Не так уж давно он у нас, всего месяца четыре, - тянула та дальше, царапая ногтём стол. - Новая метла метёт по-новому... ох, и много же, скажу вам, сокращений тут было! Потом он вроде как успокоился, иногда даже шоколадки на деньрождения дарит, но, честно сказать, не завидую я высшему звену - тем, что с ним ежедневно. А ну как ему что в голову взбредёт! На них же первых всё посыпется.
Сьюзан кивала. Вертела в руках уже пустую чашку, водила пальцами по шершавой тумбо-поверхности, бледнела, закусывала губу. Только в глазах у неё плясало какое-то странное чувство, не больно вязавшееся с этим родственным мандражом: так дети смотрят, в предвкушении встречи с собственным кумиром-на-все-времена.
Что за семья у них, подумала Минди, а вслух предложила новой знакомой ещё кофе.

*
Мистер Стенфорд спускался, прижав портфель к груди: акт вежливости относительно рядом идущих. Лифт на двадцатом, как всегда, не работал, и нужно было пройти двадцать четыре ступеньки, чтобы вызвать его уже на девятнадцатом.
С вежливостью он, впрочем, переборщил: вокруг него и так само собой образовывалось нечто вроде полуметрового пустого пространства. Нарушалось оно только в случае крайней необходимости, или - смелости добровольцев.
Началось всё месяца три назад. За день до того мистер Стенфорд, впервые посетивший это двадцатиэтажное здание, был удостоен отдавленной ноги, пинка в бок и неприглушенного хихиканья за спиной (спасибо твидовому костюму). На всё это, впрочем, он готов был смотреть сквозь пальцы; до того, как его облила каппучино в лифте какая-то матрона - и это за пять минут до того, как он должен был быть представлен в качестве нового руководителя!
Внешне Стенфорд был несколько несуразен (длинный нос, веснушки), но синие глаза это с лихвой окупали; женская половина коллектива с симпатией поглядывала на нового босса, и он улыбался в ответ. Улыбался, улыбался, и листал график трудовых успехов. И с той же улыбкой вычеркивал из него всех, чьи показатели улыбки вызывать не должны были.

*
Ровно в пять, и, может быть, ещё пол минуты шестого в холле "Джей-Инкорпорейтед" разыгралась немая сцена.
Многолюдной толпой выходили из из офиса люди - прямиком в вечер, неспешно разливавшийся по улицам огромного города. Хлопала входная дверь, неслышно тикали настенные часы. А у тумбы ресепшена красноволосая секретарша лёгкими толчками старалась мотивировать девушку в синем пальто на что-то, известное только им двоим. Девушка слегка пошатывалась от этих толчков, но с места не двигалась: всё её внимание занимал некий мужчина, пересекавшего в этот момент холл.
Был этот мужчина на голову выше её, в сером костюме, с коричневым портфелем в руках. Волосы у него (не портфеля) были тёмные, несколько более длинные, чем принято в офисной среде; очень критичный наблюдать мог бы дать ему лет на семь больше, чем дал бы девушке, на него глазевшей. А было ей, скажем, наконец, двадцать три.
-Идите же к нему! – зашипела Минди в ухо Сьюзан.
Но было поздно: мистер Стенфорд уже миновал их, против своего обыкновения даже не поглядев в сторону ресепшена, и теперь оставалось либо бросаться вдогонку, либо…
Сьюзан так и поступила. Наблюдая спину уходящего Стенфорда, одними губами проговорила «Николас», и, сменив выражение лица на растерянно-потерянное, обернулась к Минди.

Глава 2.
*
-Куда же вы теперь пойдёте? У вас есть, куда идти? Ведь завтра выходной. Я бы, конечно, могла предложить вам переночевать у меня, но комнатка совсем маленькая, и трубы у нас текут два дня подряд…
Со стороны монолог Минди мог показаться типично-женским кудахтаньем, но, на деле, она давно уже очертила границы доброты самаритянина в себе, и теперь старалась выяснить, знает ли это застенчивое существо в пальто, куда девать себя, не оставшись попросту сидеть на обочине.
Сьюзан улыбнулась:
-Что вы, я и не думала просить так много. У меня есть немного денег… а в городе наверняка немало дешевых отелей. Верно?
-Верно, верно, - закивала с облегчением Минди. – Я даже один вам покажу. А в понедельник вы возвращайтесь обязательно, только уж наберитесь храбрости к тому времени. Прямо к девяти приходите, он в это время обычно появляется.
Сьюзан кивнула.

*
В восемь минут десятого следующего понедельника немая сцена в холле повторилась. Минди подталкивала Сьюзан, Сьюзан пялилась на Стенфорда. Тот скользнул взглядом по пальто последней, отметив приятность синего цвета, кивнул ресепшионистке, и отправился на двадцатый этаж.
Минди покачала головой, на сей раз уже не комментируя происходящее, а Сьюзан улыбнулась чему-то, и, выпросив несколько листов и карандаш, села в дальнем углу, что-то рисуя. История её родственных связей с начальником «Джей Инкорпорейтед» за выходные облетела всех до того охочих, потому холл ни на минуту не оставался пустым: то и дело появлялись праздношатающиеся группки, пришедшие будто бы за новыми бланками, или стаканчиком кофе, или просто покурить. Сьюзан поглядывала на них, отрываясь время от времени от своего занятия.
А в без четверти два случилось нечто из ряда вон: мистер Стенфорд решил устроить себе незапланированный променад.
Причин тому было несколько: с самого утра у него болела голова, а лучшего лекарства, чем «свежий воздух» (пусть даже дышать им приходится в индустриальном центре) не сыщешь; к тому же, день назад ему сообщили о свадьбе очередной английской кузины, и повод не присутствовать на оной ещё не был найден. Нет, кузину Стенфорд любил; он не любил перелёты, сопутствовавшие подобным визитам, тем более что в прошлом месяце совершить их ему пришлось целых четыре раза.
И вот, в тот самый момент, когда, засунув руки в карманы, Стенфорд шел по холлу, обдумывая «откупной» презент родным, Сьюзан вдруг поднялась со своего места. Быстро преодолев расстояние, их разделявшее, она вдруг оказалась прямо перед ним, и, само собой, столкнулась с человеком, столкновения с которым побаивались все на этих двадцати этажах. Изрисованные карандашными набросками рисунки разлетелись по полу.
Минди за своей тумбой охнула, зажав рот рукой.

*
-О, - произнес Стенфорд, нагибаясь за разбросанными эскизами.
-Простите-простите, - быстро произнесла Сьюзан, собирая их куда проворней. – Даже не знаю, как это получилось, всё моя неловкость… скажите, - добавила она, выпрямившись, и получив, наконец, возможность взглянуть своему невольному собеседнику в глаза. – Я не поздно? То есть, как вы думаете, время собеседований ещё не прошло?
-Не знаю… вам должно быть назначено, - проговорил Стенфорд, стараясь соображать поскорей. Девушка показалась ему смутно знакомой. – Вам назначено? – громче повторил он, силясь понять, поможет ли это закончить разговор быстрее.
-Нет, - с улыбкой покачала головой та. – Понимаете, я недавно в городе. Я видела объявление, - она кивнула головой назад, к входной двери, - В газете. О том, что этой компании, если я не ошиблась адресом, конечно, требуется дизайнер… как думаете, к кому мне обратиться?
Стенфорд не ответил. Он поднёс к глазам только что поднятый эскиз: на белом листе карандашом было нарисовано несколько вариантов одного и того же названия – «Джей-Инкорпорейтед». Кое-что было недурным, кое-что… гм!
-Так вы дизайнер, - тупо произнес он, целиком сознавая характеристику своей реплики.
-Да, - кивнула девушка, и вновь улыбнулась.
-Да, - произнёс он за ней, и понял вдруг, что голова, в сущности, давно прошла.
Минди за своей тумбой стучала по клавишам со скоростью пулемета, не забывая попутно зорко наблюдать неслышный ей диалог. Описывать было что, и вскоре все двадцать этажей знали о том, что Главный, наконец, встретился со своей четвероюродной сестрой, и теперь они премило беседуют у него в кабинете.
Сьюзан знала одно: глаза у того, кто ещё не представился ей, как Николас, вправду синие.

*
Минут пять Стенфорд потратил на изучение эскизов Сьюзан; та в это время изучала его кабинет, и нашла в итоге довольно скучным.
-Вы хорошо рисуете, - произнес, наконец, Стенфорд, и всё-таки потянулся к папке вакансий, хотя заранее знал, что там увидит.
-Вы хорошо рисуете, мисс…
-Дрейк.
-Да, мисс Дрейк, - эта реплика прозвучала минутой позже первого признания таланта Сьюзан. – Но у нас нет ни одного места для вас. Очень жаль.
По лицу мистера Стенфорда было видно, что жаль ему всерьёз. Совсем недавно отдел дизайна уменьшился едва ли не вдвое, и трогать его снова было бы просто издевательством.
-Вы предоставили очень хорошие варианты, - он тронул один из эскизов. – Очень жаль, что…
-Я вам их дарю, - улыбнулась Сьюзан.
-Серьёзно? – Стенфорд удивленно поднял бровь. – Знаете, мы ведь могли бы купить…
-Нет, я их дарю.
-Гм.
Повисло неловкое молчание. Сьюзан повертела головой, и вдруг выдала совсем уж неожиданное:
-Никогда не думали сменить жалюзи?
- Что? А, думал. Вы считаете… - Стенфорд поёрзал на месте, и вдруг разом принял решение.
-Раз уж вы дарите мне… нашей компании эти эскизы, то я мог бы отблагодарить вас как-нибудь. Хотите прогуляться?
По пусти вниз начальник «Джей-Инкорпорейтед» вдруг понял, что вот уже три месяца был лишен (и даже того не сознавал) простой радости задевать портфелем чужой локоть в лифте.

*
В кафе не пошли. Сьюзан сказала, что стесняется есть при ком-либо, и Стенфорд воспринял это всерьёз без обиняков: он сам ненавидел все эти бизнес-ланчи и деловые ужины.
Они пошли в парк.
-Знаете, в коридоре шептались, что вы моя сестра, - сказал Стенфорд. – Не слышали?
Сьюзан рассмеялась:
-Неужели?
-Представьте себе. А откуда вы вообще?
-Издалека, - она посмотрела куда-то за верхушки деревьев. – Если хотите, угадайте.
Стенфорд назвал несколько стран, но Сьюзан только улыбалась и качала головой, и он улыбался тоже.
-Что вы подарили бы невесте, чью свадьбу не хотите посещать? – спросил Стенфорд, когда они сели на скамью. Голуби, раскормленные парковыми посетителями до изрядных комков перьев, группками бродили неподалеку.
-Невеста дорога вам? – спросила Сьюзан, ничуть не удивившись вопросу. Стенфорд кивнул.
-Тогда дарите себя, - пожала плечами девушка. – Ведь это самый щедрый подарок.
Они помолчали.
-Вы ведь не моя сестра? – спросил Стенфорд. – Не четвероюродная?
-Боюсь, даже не шестиюродная.
-И вам не нужна была эта работа?
-Совершенно не нужна.
Стенфорд нахмурил лоб, а Сьюзан повернулась, внимательно его изучая.
-Тогда вам, наверное, нужны мои деньги, - сказал он. – Вы хотите во что-то меня втянуть? Облапошить? Отнять компанию?
Пару секунд Сьюзан сдерживалась, но потом всё-таки прыснула, и расхохоталась.
-Николас, - переведя дух, и смахнув слёзы, произнесла она. – Меньше всего на свете – на этом свете, да и всех остальных тоже – меня интересуют ваши деньги.
Стенфорд почувствовал, что выходит из себя. Все-таки он не бродяга последний, трясущийся над копейками, чтобы так смеяться.
-Что в таком случае вам нужно? – резко спросил он.
-Не знаю, - сказала Сьюзан. – Наверное, вы. Да, да, вы мне нравитесь. Совершенно отдельно от «Джей-Инкорпорейтед» и счета в банке, мне нравитесь просто вы.
-Я, - с ухмылкой произнес Стенфорд, но девушка продолжала улыбаться, и зачем-то тронула пальцем его нос, тут же смутившись: «простите, всегда хотела это сделать».
И тут он удивил самого себя – так, как, пожалуй, не удивлял с того дня, когда решил сменить твидовые костюмы на обычные.
-Поедете со мной на свадьбу? – спросил Стенфорд. – Ну, ту, о которой я…
Сьюзан серьёзно посмотрела на него.
-Какие синие у вас глаза, - сказала она негромко. – Я даже не верила раньше, что у людей… и веснушки…
И покачала головой.
Недо-мигрень разом вернулась к Стенфорду.
-Всего хорошего вам, - коснувшись губами его щеки, девушка встала и пошла по гравиевой дорожке – обратно, прочь из парка.

*
Какое-то время Стенфорд сидел, изучая голубей, ворошивших гравий у его ног. Кто-то рассыпал пшено здесь: оставалась самая малость, но птицы не унывали.
Он дёрнул головой, точно от сна пробуждаясь: что это ещё за «не унывали»? Они же птицы, Господи прости. Что за ерунда?
Девушка в синем пальто. Девушка в синем пальто поцеловала его, и ушла. А ведь он мог работу ей предложить; да хоть в кафе сводить. «Стесняюсь есть», о, да ведь это просто кокетство!
Небо стремительно мрачнело: собирался то ли дождь, то ли настоящая гроза. Достаточно подходяще в такой день – вымокнуть до нитки по дороге в офис? Хоть подчиненные порадуются; лишь бы не спрашивали о «четвероюродной сестре»…
-Простите, не получилось.
Он поднял глаза: Сьюзан снова стояла перед ним, протягивая бумажник. Его бумажник.
-Не получилось, - повторила она. – Я прошла вон до тех ворот, а потом поняла, что больше вас никогда не увижу, и не смогла уйти. Так что я сделала круг, и пришла с другой стороны. Ну, держите же.
-Вы взяли мой бумажник? – растерянно спросил Стенфорд.
-Я украла ваш бумажник, - спокойно ответила Сьюзан. – Понимаете, концовка должна быть логичной. Тогда вы быстрей забудете.
-Забуду? Концовка? Вы о чем вообще? – Стенфорд поднялся: сидение на скамье разговору уже не подобало.
Сьюзан погладила его по плечам, смахивая несуществующие пылинки, и с мягкой улыбкой произнесла:
-Так жаль, что я не застала вас ещё в твидовых костюмах… до чего мило, наверное, было. Николас, Николас. Ведь вы мой любимый литературный персонаж.

Глава три, глава четыре.

Глава 3.
Позже Стенфорд понял, что поверил Сьюзан сразу и бесповоротно потому, что она тут же, улыбаясь по-прежнему, добавила:
-Я тоже персонаж. Не бойтесь.
Дождь уже накрапывал, а они шли, держась под руку, и Сьюзан рассказывала о том, что книги о Нике Стенфорде читали ей ещё в детстве. Это были такие тоненькие красивые книжки, и писала их одна леди… об англичанине, ставшем начальником в американской компании: как всех вначале смешил его акцент, и то, как он одевается, а он уволил половину бездельников, но после подобрел, потому что нашел друзей, и в конце – в самой последней книге – даже прекрасную американскую девушку. И как потом, когда ему было уже сорок, у них родились двойняшки…
-Это точно детская книга была? – недоуменно перебивал Стенфорд, и Сьюзан уверяла его, что да, точно детская. Написали её очень легко, понимаете, и там много смешных моментов…
-Что же у вас за книга? – спросил он, и тут же пожалел об этом.
Сьюзан как-то растерянно посмотрела на него, и покачала головой.
-Вы хотели знать, зачем я украла ваш бумажник, – сказала она. – И что это за ерунда с логичной концовкой. Вы ведь всегда так говорите, да? «Что это за ерунда»… Понимаете, я ведь не существую в вашей истории. Так что, когда я исчезну, память ваша будет изо всех сил стараться меня забыть, и если уход мой логичен – к примеру, вы подозревали во мне воровку, и я украла деньги – всё произойдёт быстрей и проще. Вот так.
Гравий под ногами уже не хрустел: они шли по широкому заасфальтированному проспекту; до офиса отсюда было всего ничего.
-Давайте купим коробку конфет где-нибудь, - сказала Сьюзан. – Мне ещё предстоит загладить свою вину перед Минди.

*
Три дня потребовалось, чтобы перейти на «ты». Ещё два – чтобы Сьюзан уговорила себя называть Николаса Ником. А к концу недели и вовсе случилось эпохальное: Минди сняла статус глубокой обиды с отношений с «мисс Дрейк», - иначе называть Сьюзан она теперь отказывалась, так как все двадцать этажей «Джей-Инкорпорейтед» синхронно решили считать их отношения со Стенфордом не иначе, как романом. Сама Сьюзан по этому поводу не считала ничего.
Вместе с Ником они выбрали новую посудомоечную машину в качестве подарка его кузине. Потом хохотали над почтовым счетом: он оказался едва ли дороже самого подарка. Слали по скайпу воздушные поцелуи будущему семейству, узнавали, как там, в Уэльсе – не дождит ли? – и, кажется, дали повод родне Стенфорда обсуждать дату следующей свадьбы.
Ник спрашивал себя: меняют ли слова Сьюзан – о том, что он только персонаж в её любимой книге – что-то в его миропорядке? И сам же отвечал: нет, не меняют. Ведь она – тоже персонаж, а значит, это что-то вроде того, как сказать друг другу посреди променада в понедельник, что жизнь конечна и все мы умрем. И ты, и я. Печально, конечно, но пока с этим можно жить.
Как можно попасть в чужую книгу, спрашивал он – на сей раз Сьюзан, но слишком быстро перескакивал с этой темы на обсуждение того, почему она до сих пор живет в дешевом отеле, и где это видано, ведь он бы мог подыскать ей квартиру получше, а если хочет, пусть и вовсе переезжает к нему…
Взгляд Сьюзан после таких предложений Нику не нравился. Будто всё, что он говорит, ей уже знакомо; да ведь и было знакомо, черт побери!
-Как хорошо, что ты – это ты, - сказала она как-то, и, встав на цыпочки, обвила его шею руками. – Со всеми твоими штампами, со всеми хэппи-эндами в конце каждой главы… прости, - она отстранилась, не дав Стенфорду обнять себя.
И Стенфорд, уж, конечно, не знал, что не далее следующего дня услышит всё те же слова – о штампах и хэппи-эндах – вновь, но уже из совсем других уст.

Глава 4.
В двадцать минут четвертого, первой среды месяца, кабина лифта «Джей-Инкорпорейтед» открылась в почти юбилейный, сто девяносто седьмой за день раз. Вошедший в неё мужчина выглядел, как и пристало выглядеть входящим в подобные металлические конструкции людям: строгий костюм, скучающий взгляд, чуть криво завязанный галстук.
Посторонний наблюдатель (ему предстояло появиться пятью этажами выше) не подумал бы, что всему этому предшествовал напряженный разговор. Завязался он вот как:
-Скажите, на каком этаже работает мисс Сьюзан Дрейк? – спросил мужчина, облокотившись локтем о тумбу ресепшена.
Сидевшая за тумбой женщина подняла голову, внимательно его рассматривая:
-Она здесь не работает.
-Но ведь бывает, верно?
-Возможно, - не спеша проговорила Минди. – Но я, сами понимаете, не обязана сообщать вам о тех, кто здесь просто бывает.
Мужчина моргнул. Опустил локоть, похлопал себя по карманам, и достал бумажник. Минди вздрогнула, приготовившись к яростной тираде о неприятии взяток, но тревога оказалась ложной: зеленоглазый (он был зеленоглаз таким образом, какой в литературе принято описывать «холодными» эпитетами) незнакомец всего лишь показал ей фото, заключенное под прозрачной плёнкой. Чуть более молодая Сьюзан в объятьях темноволосого мужчины счастливо улыбалась оттуда, - и мужчиной этим, само собой, был понятно кто.
-Моя жена, - сказал незнакомец. – Так на каком этаже её искать?
У Минди голова пошла кругом от родственных связей мисс Дрейк. Сначала представляется кузиной Главного, потом крутит с ним роман, извиняясь в том духе, что, мол, так надо было, Минди, и вот – не хочешь ли конфет, а теперь так и вовсе… замужем?
Но Минди была стойкой женщиной (чего, возможно, сама в себе ещё не подозревала).
-Мне нужно позвонить, - коротко сказала она. – Подождите.
Предполагаемый мистер Дрейк поджал губы, но ничего не сказал.
В трубке царило гробовое молчание. Ничего не понимающая Минди набрала вначале код двадцатого этажа, потом – пятого, шестого, десятого, но результат был един. Молчание. Кто-то забыл заплатить по счетам?
-Дозвонились? – спросил мужчина, барабаня пальцем по стойке. – Или лучше мне самому обойти все двадцать этажей?
-Вам ещё никто не разрешал туда подниматься, - вспылила Минди. – Фотографию, знаете ли, и я вам показать могу; и это не будет означать, что мы со Сьюзан родные сестры.
-Конечно, вы не родные сестры, - спокойно произнес мужчина, и вдруг наклонился к ней, понизив голос до шепота. – Я ищу её второй месяц, Минди – ведь вы Минди, правильно? Не кивайте. Слушайте. Вашей мисс Дрейк, вашей Сьюзан, здесь быть не должно; на любом из этажей этого здания. На любой из дорог этого мира. И если я не уведу её отсюда, случится ужасное. Вы ведь не хотите, Минди, чтобы в такой уютной и тихой жизни, как ваша, происходили ужасные вещи.
Вопроса в последнем предложении не было: незнакомец утверждал. Минди, всего пару дней назад познакомившаяся с хорошим парнем из столярной мастерской, и уже намечтавшая кучу подробностей совместной жизни с ним, вдруг разом осознала хрупкость этого своего долгожданного счастья.
-Двадцатый этаж, - сказала она.

*
Посторонний наблюдатель появился на пятом этаже: пятясь задом, в лифт вошла средних лет женщина: уже известная нам Элис, любительница месседжеров и лучшая подруга Минди. Передвигалась она на собственный страх и риск, так как огромную стопку бумаг в её руках следовало прижимать подбородком, а это существенно сужало кругозор.
–Девятнадцатый, пожалуйста, - улыбаясь мужчине (насколько позволяло положение), попросила она.
Мужчина нажал.
На положенном этаже Элис, выйдя из лифта, обернулась к нему:
-Выходите же, что вы?
-Мне на двадцатый, - ответил он, вдавливая нужную кнопку. Лифт не отреагировал.
-О, это вам пешком, вместе со мной, - рассмеялась она. – Будь у этой махины трудовая книжка, её уже давным-давно уволили бы отсюда, а так, никто, похоже, не знает, что с ней делать. Лифтёры в том числе.
Мужчина поднял ещё несколько упавших листков и последовал за ней. На середине лестницы он, впрочем, отстал: вернувшись к двери, разделявшей офис девятнадцатого этажа и лестничную клетку, он прислушался. Сквозь узкую щель доносился шорох клавиатуры и звон ложек, колотящихся о стенки чашек со свежезаваренным кофе. Мужчина осторожно закрыл дверь, и пошел вверх по лестнице, на двадцатый этаж.

*
-Дорога.
-Указатель… нет, нет, автостоп!
-Рюкзак. Огро-омный.
-Школа?
-Пфа-ха-ха, что же ты так быстро свернул с темы. Ладно. Занозы.
-У вас, что, парты такие плохие были?..
-Нет, нет, это я вспоминаю, как мальчишки на труды ходили. Они там что-то постоянно стругали из дерева, и ранились, само собой. Ходили потом в бинтах, мумии изображали. Ну, твоя ассоциация?
-Мм. Мм! Метла.
-Репейник.
-Репейник?
-А почему ты назвал «автостоп»?
Стенфорд переложил листки докладных с одного конца стола на другой, и неопределённо пожал плечами:
-Подумал, как-то слишком банально всё у меня получается.
-А у меня всё очень небанально? – сощурила глаза Сьюзан.
-У тебя… - Стенфорд вздохнул. – У тебя – это у тебя. Хочешь чаю?
-Нет, погоди, - Сьюзан пододвинула свой стул ближе к нему. – Ты что-то надумал, мне же видно. Вот что… да. Раз уж такое дело, не вздумай, Ник, меня спрашивать, будет ли в твоей жизни небанальный – как ты считаешь – автостоп, мотоциклы и прочая безбашенность. Я не в ладах со спойлерами.
Стенфорд недоумённо поднял бровь.
-Не вздумай, - повторила Сьюзан, борясь со смехом. – Даже не пытайся узнать об этом.
-Погоди, ты имеешь ввиду..., - он начал понимать.
Девушка откинулась на спинку стула, довольно улыбаясь:
-Как я говорила, та книга была очень легко написана. И случить в ней могло… впрочем, нет, нет. Не начинай.
-Жизнь обретает смысл, - рассмеялся Стенфорд, но Сьюзан так посмотрела на него, что развивать тему он не стал.
-Я спущусь на десятый, проведаю замов, - сказал он, поднимаясь. – Сидишь тут? Что-то тебе принести?
-Как будто ты можешь принести что-то помимо новых отчетов в трех экземплярах, - девушка подцепила один из упомянутых документов, ранее перенесенных Стенфордом с одного конца стола на другой. Стенфорд, впрочем, тут же его у неё забрал.
-Смотри мне тут! – погрозив пальцем, он сделал ровно пять шагов: четыре – до двери кабинета, и один – за его порог, прежде чем история резко изменила самое себя.
Начать, впрочем, нужно минутой раньше.

*
Минутой раньше некий мужчина осторожно прикрыл дверь офиса на девятнадцатом этаже, и начал подниматься вверх. Он не спешил: задуманное обещало забрать не больше десяти минут, а до конца рабочего дня оставалось вчетверо больше.
В дверях двадцатиэтажного офиса он столкнулся с Элис: свободная от стопки бумаг, и разительно повеселевшая оттого, она направлялась обратно, на вотчину пятого этажа.
-Простите, можно? – она попыталась протиснуться мимо него.
Мужчина посмотрел на неё, и покачал головой:
-Нет.
Эллис восприняла это, как типично-мужской подвид заигрывания.
-О, ну все-таки, позвольте, - пробормотала она, пытаясь разминуться с недавним попутчиком в лифте. Недавний попутчик сделал вот что, и заняло это не более трех секунд: схватив женщину за плечи, он резко вернул её в положение перед собой, а затем швырнул о стену слева от себя. Потерявшая сознание Элис безвольным мешком осела на пол; по виску её струилась кровь.
Стенфорд видел это; видели и остальные. А Сьюзан и видеть было не нужно: ещё прежде, чем что-либо произошло, она вздрогнула, и неестественно выпрямилась на своем стуле, точно в мгновенной судороге.
Мужчина вытащил из кармана пистолет, демонстративно перетянув затвор.
-Сьюзан Дрейк, - сказал он. – Пусть выйдет.

*
Она знала его – вот уже два года, как. Он знал её на полтора месяца дольше.
-Здравствуй, - одними губами проговорила Сьюзан.
Роман – так его, наконец, звали, - молча посмотрел на неё, переступившую порог комнаты, и не позволившую Стенфорду заслонить себя, и перевёл взгляд на прочих присутствующих.
-Ваши мобильные, живо сюда, - скомандовал он, кивнув на стол перед собой. Семь перепуганных и мало что понимающих людей сделали, как он сказал. – К стене. Советую не двигаться.
-Он из твоей книги? – тихо спросил Стенфорд.
-Нет, - так же тихо ответила Сьюзан. – Мы не…
Роман вскинул руку с пистолетом, повернувшись к ним.
-Рот ему закрой, - он смерил девушку холодным взглядом, к которому, впрочем, ещё много чего было примешано. – Ты, неужели думала, что я не догадаюсь?
-Я знала, что догадаешься, - сказала Сьюзан. – Не знала только, как скоро.
Роман растянул губы в подобии улыбки:
-Достаточно было ящики со всяким старьём на чердаке перерыть. И вчитаться, само собой.
-Конечно, - кивнула девушка. – Разреши мне, пожалуйста, помочь Элис. Она лежит сейчас у стены, и у неё, наверное, сотрясение мозга. Много времени это не займет.
-Она не имеет значения, - мотнул головой Роман. – Она только штамп.
И тут, прежде чем Сьюзан успела что-либо сказать в противовес, он расхохотался, запрокинув лицо вверх, беззвучым, на конвульсии похожим, смехом.
-Подумать только, подумать только, Дафна, куда ты выбрала бежать…
-Ты сбежала? – спросил Стенфорд.
«Тебя зовут Дафной?».
-Этот, - прервав свой смех, произнес Роман, направив дуло пистолета в грудь директора «Джей-Инкорпорейтед». – К вот этому, значит. Как там, напомни мне? Твидовые пиджаки, нога отдавленная, каппучино в лифте… о-очень пра-авильно произноше-ение. Вкус не прививается, м, Дафна?
Сьюзан-Дафна не ответила.
Она посмотрела на Романа: ни единой чертой лица он не изменился с прошлой встречи. Они посмотрела за окно: вечер, уже ставший привычным, начинал разливаться по улицам. Она посмотрела на Элис: та шевельнулась, медленно моргая.
Сьюзан повернулась к Стенфорду.
-Он откроет окно, - тихо заговорила она, встав на цыпочки, опершись ладонями о его плечи. – Слушай внимательно: следа на асфальте не останется, никакой крови, ничего вообще. Мы уже делали это однажды, так что не волнуйся. Здесь двадцать этажей, можно успеть стереть себя из мира. И главное, Николас, - тут она заговорила совсем тихо, прижившись щекой к щеке Стенфорда. – Логичной концовки не получится. Постарайся придумать, что я всё-таки украла деньги, недостача наверняка где-нибудь обнаружится. Это очень важно, или твоя собственная история нарушится, а этого ни в коем случае не должно случиться.
Стенфорд слушал молча. Элис что-то медленно набирала на своем телефоне, позабытая всеми в своем углу; на неё он старался не смотреть, предпочитая наблюдать Романа, чья рука с не опущенным пистолетом слегка подрагивала.
-У тебя будут друзья, будут любимая, будут дети, - продолжала Сьюзан. – Это замечательная жизнь, тебя любил твой автор. Только не пытайся сейчас ничего сделать. Ты для него – не больше, чем штамп. Для меня... сам знаешь.
Она отстранилась. Повернулась к Роману, кивнула.
-Распахни окно, - приказал тот одному из людей, всё ещё стоявших у стены.
Один из повиновался: вечерний ветер мигом подхватил скучавшие на столах листы, заставил их скользить, скользить по ровной поверхности, и падать, наконец, на пол.
Стенфорд вдруг шевельнулся, словно ото сна очнувшись.
-Вам нужно умереть, чтобы уйти отсюда? – спросил он, сделав полшага навстречу им.
-Нет, - Роман вновь поднял пистолет. – Это тебе нужно умереть, чтобы замолчать.
-Уйти можно как угодно, это вопрос воображения, - устало произнесла Сьюзан. – Он просто хочет сделать это быстрее. Пойдём, - она взяла Романа за руку.
Тот помог ей взобраться на подоконник, но тут Стенфорд сделал ещё один шаг.
-Напоследок, - сказал он. – Я бы хотел кое-что уточнить для вас. О штампах.
-Ты, видимо, не понял, что я не шучу, - проговорил, окончательно выходя из себя, тот. – Или возомнил о себе слишком уж много. Так, или иначе, всё это…
-Лучше дослушайте меня, - поднял руку Стенфорд. – Вы правы целиком и полностью – здесь просто очередная штампованная мелодрама, ничего оригинального. Но напомните себе, как бы вас ни звали, чем обычно мелодрамы заканчиваются?
Вероятность того, что Роман всё же успел напомнить себе, была чрезмерно мала. В следующее мгновение на голову его обрушилась ваза первоклассного стекла (получив её на последний день рождения, директор «Джей-Инкорпорейтед», не раздумывая, передарил секретариату): импровизированного монолога Стенфорда вполне хватило на то, чтобы Минди успела преодолеть краткий путь от входной двери до окна.
Роман рухнул на пол. Мир, тяготевший к мелодрамам, совершил свой хэппи-энд.

Глава 5 (всё, наконец).

Глава 5.
Стенфорд пятую минуту вытирал стол, уставившись в окно. Пролитый сок давным-давно впитался в салфетку, пейзаж за окном был таким в точности, что и неделю назад. Изменился только сам Стенфорд: и виной тому было не произошедшее в офисе черт знает что, а черт знает… в общем, произошедшее позже.
«Проверь у него пульс», сказала Сьюзан. «Пожалуйста, я не… я…», и прерывисто вздохнула.
Роман, само собой, был жив. Сотрясение мозга лечится – в тюремных больницах, или куда там его определят (хотя, учитывая обстоятельства, это будет скорей психиатрическая). Переживать не о чем.
Но Сьюзан сидела, бледная, как полотно, пока всё ещё не пришедшего в сознание Романа забирала полиция, а героиню дня Элис – скорая. На вопросы следователя отвечал Стенфорд: да, этот мужчина преследует мисс Дрейк, да, когда-то они были знакомы (Минди подтвердила, вспомнив их фотографию), но это было давно, и нынешних мотивов никто не понял. Возможно, он хотел совершить самоубийство вместе с мисс Дрейк. Возможно, он не в себе.
-Ты неправильно всё понял, - сказала Сьюзан, когда они сели в машину (за время последующего пути Стенфорд не раз пожалел, что вообще оказался за рулём в этот вечер). – И ты не должен был… прости, Ник, это моя вина прежде всего, но к извинениям мы ещё вернёмся; ты не должен был вмешиваться. Теперь всё станет гораздо сложнее.
Стенфорд молча лавировал среди потока возвращающихся домой горожан, пока Сьюзан собиралась с мыслями.
-Мы встретились с ним три года назад, - наконец, снова заговорила она. – Его собственной книги тогда уже не существовало. Он разрушил её, а потом разрушил и мою. Называл это, конечно, иначе – «освобождением». Я… да, ты понять должен вот что: его я не виню. В собственной истории меня убивали ещё раньше середины, а потом расследовали всё. И я планомерно шла к этой середине, пока Роман не встретил меня раньше будущего убийцы.
-Роман, - пробормотал Стенфорд. – Я всё ждал, когда ты имя назовешь. Так он спас тебя?
-Он взял меня за руку, и повёл смотреть на уток в парке. А потом спас. Есть только один нюанс, который он не учел во мне.
-Ты не хочешь ему подчиняться? – предположил Стенфорд.
-Я убегаю, - пробормотала, приложив ладонь ко лбу, Сьюзан. – Я убегала от убийцы, теперь убегаю от него. Книга разрушена, Роман увел меня оттуда, но иногда мне кажется, что, возможно, история просто трансформировалась таким образом… и ничего нельзя сделать. Он показал мне сотни миров – разных, совершенно различных между собой. Он нигде не задерживается надолго, и он… порой очень жесток. Как это случилось сегодня с Элис: «это не имеет значения, она только штамп». Возможно, для таких случаев ему и нужна я.
-Но ты ведь не хочешь оставаться с ним, - с нажимом произнёс Стенфорд, чувствуя, что все его предположения окончательно летят в тартарары. – Он не имеет права заставлять тебя.
-Да, - кивнула Сьюзан. – Но совесть-то у меня есть.
Стенфорд выждал тридцать секунд, предписанные тематическими учебниками для преодоления слишком уж сильных чувств, и заговорил, вцепившись в руль, может быть, чрезмерно крепко:
-Сколько тебе лет, Сьюзан? Давай угадаю: двадцать, двадцать два? Проясним ситуацию: ты считаешь себя обязанной этому человеку жизнью, что, конечно, правильно, и потому собираешься жизнь эту положить на алтарь сдерживания его асоциальных привычек. Благородная цель, но я думать не хочу, что ты её выдержишь. Потому что, если ты действительно выдержишь, ваша общая история превратится в такую, которую не напечатало бы даже самое захудалое изданьице. Пастух, периодически избивающий встречных прохожих подручными средствами, и его кроткий агнец! Который, само собой, иногда сбегает. Почему ты сбежала именно сюда, скажи, пожалуйста?
Сьюзан напряженно всматривалась в дорогу перед собой.
-Потому что Роман не знал об этой книге, - сказала она. – Я никогда ему не рассказывала. И я не думала, что всё так… я уже много раз собиралась уйти. Но не могла.
-Не могла, - стараясь вести машину ровно, повторил Стенфорд. – Сьюзан, ты вывод из этого сделать можешь? Убегаешь от него, и не можешь уйти отсюда.
-Смотри вперёд, пожалуйста, - ответила она, быстрым движением вытирая правую щеку. – И сам не делай никаких выводов. Потому что, хоть я тебя и люблю, уходить придётся. Или разрушится уже эта книга. Чего я допустить не могу, потому что… тебя люблю.
-Ты бы хоть обняла меня, - пробормотал Стенфорд. – Вон, светофор впереди намечается.
-Там же зелёный свет.
-Но это ведь мелодрама.
Девушка тихо рассмеялась, уткнувшись лицом в его плечо, и обнимая – само собой, так крепко, как и положено в мелодрамах.
*
-Вообще, за такое и уволить могут, - зябко передёрнув плечами, пробормотал Феликс. – Я, конечно, благодарен вам, что сестру пристроили, но это уж…
-Слушай, - повелительным (спасибо опыту руководителя) жестом положив ладонь на плечо парня, сказал Стенфорд. – Я не собираюсь устраивать ему побег. Это, мягко говоря, не в моих интересах. Мне просто нужно поговорить: десять, двадцать минут.
-Ещё пол часа попросите, - фыркнул Феликс, продолжая старательно отводить взгляд. – Нет, слушайте, за Маргарет я очень рад, но вы как-то слишком…
-Речь не о Маргарет, - перебил его Стенфорд, прекрасно сознавая, что, на деле - именно о ней: месяц назад он взял её в компанию, совершенно без опыта и рекомендаций, чем вроде как охарактеризовал себя с крайне благородной стороны. Теперь градус благородства, конечно, пойдёт на убыль. – Я хочу знать, что связывает его с мисс Дрейк. Сама она ничего не говорит, а я… - он красноречиво поджал губы.
-Считаете, она тоже… из таких? – оживился Феликс. – Знаете, что этот Роман городил? Штампы, говорит. Вы все только штампы. Даже адвокат ему не нужен: плевать, говорит, я на ваших защитников хотел.
-Да, да, именно, - закивал Стенфорд. – Он и при мне это говорил. Возможно, какая-то доля помешательства…
Пересекая неприветливый коридор тюрьмы, он снова и снова возвращался к этой мысли, раньше его вовсе не задевавшей: помешательство, какая-то доля помешательства. Почему нет? Всё, что он знает – просто слова. Никаких доказательств, ничего такого, что можно было бы противопоставить подозрительной части собственного «я».
И дело, конечно, в том, что доказательств не будет и дальше – если только он не решится преступить черту. Чего проще? О, Сьюзан, как всё это увлекательно: путешествовать по «книжным» мирам, из одного в другой, каждая неделя – новое приключение! На кой черт тебе этот зеленоглазый псих, пусть сидит там, где ему положено. А уж мы с тобой…
Конечно, Сьюзан не согласится. Как там она говорила: «но ведь совесть-то у меня есть». Только это не совесть, это стыд. Она стыдится своей неблагодарности, и потому так неизбежно возвращается к своему единожды-спасителю и многократно-мучителю; не имеет значения, что ответная услуга в несколько раз превосходит тот единственный акт протянутой руки.
Остановив мысли на этом этапе, Стенфорд усмехнулся про себя: как внезапно его «штамп» стал таким интеллектуально-ориентированным.
-Пятнадцать минут, - сказал Феликс. – Больше дать не могу, а если сможете, то постарайтесь успеть за десять. К решетке не подходите. Говорите тише: заключенных тут не много, но все-таки. Если что, зовите.
И удалился за дверь: Стенфорд был почти уверен, что далее, чем на шаг он от неё не отойдёт, но это было ему сейчас не важно. Роман, сидящий на койке у стены, молча смотрел на него, скрестив руки на груди.
-Она просила прийти, - сказал Стенфорд. – Чтобы спросить, когда.
-Почему не сама? – глухо отозвался заключенный.
-Её документы не в порядке. Нет визы… и всего такого. Не знаю, как получилось, что тогда не заметили.
Роман рывком поднялся, быстро подойдя к решётке. Усилием воли Стенфорд заставил себя стоять, не шелохнувшись, хотя в стремительности этого человека было что-то изначально-пугающее: даже предупредительный выстрел от такого – подарок большой цены.
-А я знаю, - сказал он, проговаривая каждое слово, как оскорбление. – Потому что это мелодрама. Потому что, когда в каталажку отправляют злодея, выстрадавшая положенное героиня не может быть арестована за нелегальное проживание.
Стенфорд раздражённо поморщился:
-Вы уже говорили всё это. Что не помешало вам получить очень штампованный удар вазой по голове от Минди; она теперь, если это поможет разрядить обстановку, премирована поездкой на Гавайи.
Роман в ответ рассмеялся: на сей раз спокойно, без налёта образа опереточного злодея.
-Я ведь всё это знал, - обхватив пальцами прутья решётки, пробормотал он. – Ещё когда только начал читать её – уже тогда знал. Ходил, смотрел… ты вот знаешь, какое мороженное она любит? Твоя Сьюзан? Я знаю: белое, без всяких примесей и добавок, кроме клубничного джема под настроение. А чашку её любимую знаешь? Формой конус наоборот напоминает, всегда только из таких и пила. Культурный вкус, о! Листала Гольдони перед телевизором, и что-то ещё подругам пересказывала. И тебя, - он перевёл разом потяжелевший взгляд на Стенфорда. – Прятала на чердаке. Ни разу не говорила. Как будто знала…
-Она и знала, - преодолев внезапно нахлынувшую апатию, сказал Стенфорд. – И сбежала, сбежала именно от вас.
-Она Дафна, - пожал плечам Роман. – Всегда убегает. Сбежала бы и от тебя. Неужели думаешь, что не надоел бы ей со временем? Пусть даже и не от скуки… Дафна, Дафна, что ты так смотришь на меня? Нимфа, сбежавшая от Аполлона, превратившаяся в лавровый куст.
-Вы что, себя Аполлоном считаете? – пробормотал Стенфорд, сознавая полностью цену своей колкости.
-Как знать, - усмехнулся Роман. – Ты ведь не читал моей книги.
Разговор летел к чертям. У Стенфорда руки опускались от «книжных» аргументов находившегося по ту сторону решётки: он нивелировал не просто эфемерное понятие «эго», но всего его, Николаса, подчистую. И спорить было бесполезно: Роман не то, что не слышал, но заранее понимал всё через призму очень лаконичного слова на ша.
-Стоишь тут, уши развесив, - продолжал между тем заключенный. – Я же могу тебе всю жизнь сейчас сломать. Просто расскажу, где и когда ты встретишь своих друзей, как познакомишься с будущей женой. В подробностях. И ты не забудешь, ни на минуту. Будешь ждать, отсчитывать, в календаре отмечать… как тебе это, господин Английский Аристократ?
-Вы рушите всё, к чему прикасаетесь? – спокойно поинтересовался Стенфорд. – Это принципиальная позиция?
Роман моргнул, глядя на него, и совершенно безэмоционально произнес:
-Через пять дней. Скажи, пусть подготовиться.
На этом разговор закончился.

Выйдя на улицу, Стенфорд заставил себя приободриться: пять дней - это все-таки почти неделя. Полная рабочая неделя, пять дней, которые можно провести… как-нибудь. Взять отпуск? Уехать – на море, в горы, в Европу? Или попросту домой. Показать вечно дождливый Уэльс, родню, кузину, которая уже, наверное, из свадебного путешествия вернулась…
Стенфорд набрал номер Сьюзан: нет ответа. И снова нет. И снова.

*
Дом оказался именно таким, каким она себе его представляла: три комнаты наверху, одна ванная, средних размеров кухня, гостинная с широким диваном. Ему, наверное, не по себе тут временами: все-таки слишком много места для одного; и если неожиданно отключают электричество, или не спится… или гроза.
Впрочем, наверняка есть те, кому гром-молния-ливень-ураган нравятся. Почему нет? Это ведь её должны были убить именно в такую погоду, и, может быть, как остаточный элемент, страх задержался в памяти.
Книг оказалось не много, стояли они вперемешку с дисками. Сьюзан взяла одну, потом вторую; хотела написать короткую записку в одной из, но не нашла ручки, а когда нашла, раздумала писать.
День постепенно скатывался в вечер, вечер – в ночь. Где он сейчас? Наверное, в тюрьме. А теперь? Уже звонил, должно быть. Уже беспокоится. Пять часов: наверное, побывал в отеле, потом – на работе, потом снова в отеле. Семь часов: поднял на ноги полицию, и теперь покусывает сгиб указательного пальца, как всегда он это делает, когда волнуется… Десять часов.
-Здравствуй, Сьюзан, - сказал Роман, останавливаясь в дверном проёме. Лицо и руки его были расцарапаны – как после прогулки сквозь густой кустарник; на рубашке, и без того многое претерпевшей за последние дни, засыхали пятна грязи.
-Здравствуй, - рассеянно кивнула девушка, водя околпаченной ручкой по поверхности придиванного столика. Роман пересек гостиную, и сел рядом с ней, на старческий манер ссутулив плечи. Сьюзан посмотрела на него:
-Где же ты так изгваздался.
Мужчина неопределённо мотнул головой. Подцепив пальцем бахрому, свисавшую с диванного покрывала, некоторое просидел так, играясь, и переживая что-то внутри себя.
-Есть у тебя бумага какая-нибудь? – проведя рукой по лицу и выпрямившись, спросила Сьюзан (прошло примерно пять минут обоюдного молчания). – Видишь где-нибудь бумагу? – она повертела головой, встала, обошла кругом гостиную, но ничего подходящего не нашла.
-Если хочешь написать ему записку, то давай быстрей, - сказал Роман. – Мы и так уже засиделись.
-Давай побудем здесь ещё пол часа, - медленно произнесла Сьюзан. – Я точно знаю, раньше утра он не придёт.
-Ты не знаешь, - отрезал Роман. – Это не было в тексте, и предпосылок к этому не было тоже.
-Но я знаю его, - Сьюзан сделала несколько шагов по паркету. – Я прожила с ним бок о бок… месяц. Целый месяц. Да, - она нахмурилась, словно бы только сейчас постигая глобальность этого отрезка времени.
Роман сел удобней, откинувшись на диванную спинку.
-Тогда перекрашивайся, - сказал он. - В блондинку. Покупай - что она там носила - комбинезон в алую полоску? И вперёд. Будешь соответствовать оригинальному образу, любовь расцветёт ещё ярче, а там, в сущности, делов-то. Мир ведь пластичный: подстроился под меня, и под тебя подстроится. Что думаешь, м?
Сьюзан молчала. Она вернулась к дивану, села, посмотрела в глаза своему вечному напарнику. Тот протянул руку, обнимая и привлекая её к себе. Сьюзан не сопротивлялась.
-Ты меня считаешь таким чудовищем? - шепнула она ему на ухо.
Роман покачал головой.
-Я считаю, нам пора уходить, - так же тихо ответил он. - Напиши записку на салфетке. Вон, на столе лежит. Белая.
Салфетка, покрывавшая шестую часть стола, была не чета тем, что теперь обитают в американских домах (если они вообще там обитают): плотная, из полноценного хлопка, да к тому же ещё и накрахмаленная – в сущности, неплохая замена бумаге, если как следует давить на ручку.
Сьюзан убрала со своего плеча руку напарника, передвинулась на край дивана, к столику, и на несколько секунд задумалась.
Нику, Нику Стенфорду, Николасу Стенфорду... что? Это был замечательный май? Я всегда буду тебя любить? Я никогда не выкрашу волосы в белый цвет, не одену комбинезон в алую полоску, не отниму у тебя твою будущую жену? И автостоп, и детей-близнецов (мальчик, девочка), бессонные ночи, хлопья на завтрак, господа ради, не корми ты их этими хлопьями...
«Нику Стенфорду, подарившему кузине самый щедрый подарок из возможных».
Роман, заглядывавший через плечо, поморщился в приступе критицизма, и, может, ещё каких-то чувств.
-Писала бы проще, - сказал он. – Ему же хуже. Чем больше абстракций, тем дольше мучиться будет, выдумывая, под каким предлогом забыть.
-Помолчи, пожалуйста, - пробормотала Сьюзан, и повернула голову так, что свесившиеся волосы полностью закрыли её лицо. – И не смотри сюда.
Роман поднялся и отошел к окну, изучать ночной пейзаж. На горизонте четко вырисовывались силуэты многоэтажек: на двадцать, сорок, пятьдесят этажей.

28.01.2011

запись создана: 21.01.2011 в 22:53

@темы: живые-во-мне

---

Нашла нужное слово - наваждение. Любовное наваждение у Гамсуна в каждом произведении, и говорить о нём хочется ещё и ещё, неизбежно повторяясь.
"Виктория" и "Под осенней звездой" прочтены, но характерный катарсис не наступил (я всё жду, жду, наблюдая громоздящиеся события, когда наступит трагичный финал, но история будто запинается, и следующая страница - уже полупустая; конец). Всё потому, конечно, что повествование "разбавлено" расстоянием между героями; они не находятся постоянно вместе, в часе ходьбы друг от друга. У них есть время отдышаться, хоть как-то передохнуть. И они даже положительны.

Гайдамаки в этом контексте поразительно уместны.

"Чи ти любов ми од Бога дана?
Чи ти, може, д’яблом підшептана?
Хоч би-с не хтів, та мусиш любити,
Хоч би-с не хтів, прото маш терпіти.
Хоч би-с не хтів, хоч би-с не хтів
Прото маш терпіти" (с)

@темы: (с), литература, аудио

---

"В ожидании Годо" ничего не перевернула во мне, но будто бы создала предпосылку (ещё одну) к снятию этих вечных шор на глазах.
Если бы в "Vie" возобновили, хоть на пару выходных, этот спектакль. Читать Беккета - одно, смотреть - второе. А ходить с больной головой после всего этого - вовсе третье.

цитаты

*
В. - А что если нам раскаяться?
Э. - В чeм?
В. - Ну... (ищет что сказать) - Мы могли бы не уточнять.
Э. - В том, что родились?

*
Э. - Я говорю, а мы?
В. - Не понимаю.
Э. - Какую роль мы в этом играем?
В. - Роль?
Э. - Не торопись.
В. - Роль? Роль просителей.
Э. - Ах так.
В. - Сударю что-то не нравится?
Э. - У нас больше нет прав?
Владимир смеeтся, резко, как в прошлый раз, останавливается. Всe повторяется,
кроме улыбки.
В. - Я бы рассмеялся, если бы мог.
Э. - Мы их потеряли?
В. - (Четко.) Мы их разбазарили.

*
Вот так всe происходит на этой блядской земле.

*
Э. - Когда знаешь заранее.
В. - Можешь ждать.
Э. - Знаешь, что ждешь.
В. - Не о чем беспокоиться.
Э. - Надо только ждать.
В. - Мы к этому привычны.

*
В. - Быстро время прошло.
Э. - Оно бы и так прошло.
В. - Да. Но не так быстро.

*
Э. - Что мы теперь будем делать?
В. - Не знаю.
Э. - Пойдем.
В. - Мы не можем.
Э. - Почему?
В. - Мы ждем Годо.
Э. - Ах, да.

*
Э. - Иисус мог.
В. - Иисус! Нашeл кого вспомнить! Ты же не будешь себя с ним сравнивать?
Э. - Всю свою жизнь я себя с ним сравнивал.
В. - Но там было тепло! Там было хорошо!
Э. - Да. И распинали на крестах.

*
Э. - Ну что, идeм?
В. - Идeм.
Они не двигаются.

*
Э. - Не трогай меня! Не спрашивай ничего! Не говори ничего! Останься со мной!
В. - Разве я тебя когда-нибудь покидал?
Э. - Ты позволил мне уйти.

*
Э. - Пойду поищу морковку.
Не двигается.
В. - Это действительно начинает становиться бессодержательным.
Э. - Все еще не до конца.

*
Э. - У нас неплохо получается, а, Диди, когда мы вместе.
В. - Конечно, да. Давай сначала попробуем надеть левую.
Э. - Мы всегда что-нибудь придумываем, а , Диди, чтобы сделать вид, что мы живем.

*
Что мы здесь делаем, вот о чем мы должны себя спросить. Нам повезло, что мы знаем. Да, во всем этом ужасном хаосе ясно одно: мы ждем, когда придет Годо.

@темы: (с), литература

---

По-средневековому красивая и грустная баллада.

№ 7 в сборнике Чайлда - Earl Brand

№7 в сборнике Чайлда - "Earl Brand".

Первый вариант самый пикантный: граф Бран соблазнил королевскую дочь, которой на тот момент было "scarcely fifteen years of age" (едва пятнадцать), и, само собой, вознамерился увезти её в собственные владения. Лишнего не додумывайте, девушка была очень даже "за".
Всё было бы хорошо с этим побегом, не встреть влюбленные старого Карла Худа, - "he comes for ill, but never for good". Граф Бран, если любишь меня, убей его, попросила девушка. Но граф возразил: недостойно будет убивать седовласого старика; лучше просто дать ему денег, и пусть идёт себе. Как оказалось в итоге, права была леди.
"Куда это вы едете весь день?", - поинтересовался Карл Худ. - "И откуда ты украл эту леди?".
Ниоткуда они не убегают, а леди... леди просто Бран-младшая, из Винчестера: её пришлось забрать оттуда, потому что она очень болезненна.
"Если она так болезненна, то почему так хорошо одета, и в золоте?" - продолжал подозрительный старик. Что ответил граф, история умалчивает, а Худ тут же пошел к королевскому замку, и, натурально, рассказал все о дочериных похождениях родителям, в довольно определённых выражениях ("‘I saw her far beyond the moor, / Away to be the Earl o Bran’s whore"). Отец вооружил пятнадцатых воинов, чтобы те вернули дочь обратно.
Леди обернулась через левое плечо (символичный момент; он повторяется почти в каждом варианте баллады) : граф Бран, нас нагоняют; когда они нападут, ты перебъешь их по очереди. "Но если они нападут все вместе, мне несдобровать", отозвался менее оптимистичный граф.
Королевский воины нападали один за другим: всех их перебил граф Бран, но один из них зашёл ему за спину, и нанёс смертельный удар. Граф ранил его, и они с леди отправились дальше, пока не достигли вод. "О граф Бран, я вижу, твоё сердце исходит кровью", воскликнула девушка. Граф ответил смутно понятное мне "’Tis but the gleat o my scarlet hood" - что-то вроде того, что это лишь его алый плащ (по крайней мере, в остальных вариантах фигурирует именно плащ, или мантия, но не hood).
И они поехали дальше, покуда не достигли врат матери графа: граф Бран умер, но завещал выдать так тяжело доставшуюся ему леди за своего младшего брата. Конец.

*
В следующих вариантах баллады мне, честно говоря, непонятно, чего ради было похищать благородную леди (уже не королевну) из родительского дома. В бэ и цэ версиях похитителя именуют лордом - как бы, социально они равны. В дэ варианте, впрочем, фигурирует просто рыцарь.
Краткое изложение: некто будит лорда-отца - вставай, вставай, и одевай свою сверкающую броню. "Let it never be said that a daughter of thine / Was married to a lord under night". Отец берёт с собой семерых сыновей, и бросается в погоню.
Ещё одна символичная деталь: лорд-похититель усаживает свою возлюбленную на молочно-белого коня, а сам садится на пятнисто-серого. Вновь оборот через левое плечо, вновь - погоня. Придержи коня, леди, покуда я буду биться с твоими братьями и отцом.
Леди стоит неподвижно, и не роняет ни единой слезы, покуда не падает, сраженный, её отец. Вот тут - очень показательный момент: она просит любовника не добивать отца, внезапно додумавшись, что - "True lovers I can get many a ane, / But a father I can never get mair". Платком из дорогого сукна она вытирает раны отца - которые краснее вина.
"Что ж, выбирай", - говорит лорд. - "Вернешься обратно, к своей матери, или поедешь дальше со мной?". С тобой, качает головой леди: дома она отныне нежеланный гость.

Лорд тоже ранен. По прибытии домой он просит мать постелить ему постель, и положить свою прекрасную невесту рядом с собой: прежде полночи от ран умирает он, прежде утра - она, от горя. На его могиле цветёт шиповник, на её - алые розы.
"And all true lovers that go thegither,
May they have mair luck than they!" (с)

@темы: the childballads

---

В американских фильмах лучше не произносить фразы вроде "what could possibly go wrong?".
В английских балладах - "O mak my bed, lady mother", особенно если вы бравый рыцарь, встретивший свою true love. А уж "‘O mak it braid and deep" вовсе гарантирует, что до утра дожить не суждено.
Я внезапно вернулась к сборнику Чайлда. Девять вариантов "Earl Brand" понемногу доедают мозг.

@темы: the childballads

---

Ровно год, как ушел Джером Дэвид Сэлинджер.

Ровно год, как ушел Джером Дэвид Сэлинджер.
Он был очень важен, и остается очень важным - человеком? примером? ориентиром? Для меня. Когда слишком углубляешься в медиа-дебри, воображая их повсеместно, всегда очень... радостно вспоминать, что был, по крайней мере, один человек, который просто взял и ушёл. Не распродал сценарии собственных книг Голливуду, не исписался, не завёл посредственный блог, где ежедневно паслись бы толпы заинтересованных. Не светил лицом на вечерних телешоу.
В одном этом жесте - бездна... его. И я только сейчас поняла, что старший сын Бесси и Леса Глассов - не "я-идеальное" автора. Сэлинджер не рассказывал о Боге, он ввёл Бога в свои произведения, непосредственно. Возможно, понимание этого - из разряда "...позже, чем никогда"; я надеюсь.

@темы: salinger, утешаю себя: будет больно только секунду

---

Прослушала восемь глав книги Фергюсона, и всё ещё под каким-то непроходящим впечатлением.
Рассказывал о том, как в детстве они - четверо детей - играли на чердаке: working class Нарния и Хогвартс в одном флаконе. Потом первая сестра пошла в старшую школу, увлеклась поп-музыкой, и, само собой, перестала обращать внимание на младших. Следом повзрослел старший брат, и ложиться ему позволяли позднее. Однажды он рассказал Крейгу и Ллин (самая младшая в семье), что игрушки на чердаке оживают, когда они идут ко сну - как жаль, что вы не видите. Конечно, типична шутка тинейджера над своими младшими собратьями, но они поверили. Linn, like me, still believe, that toys can talk (c)
Рассказывал о школьном образовании в Шотландии, в 60-70х. Тут можно ограничиться тем фактом, что телесные наказания у них отменили только в 1976-м.
Рассказывал о США.
Вот что мне было в нём непонятно с самого начала: поменять гражданство, пусть и оставаясь формально citizen of Scotland, но и американцем в то же время - как это вообще? И для чего - неужели только для того, чтобы увеличить рейтинг собственного шоу, или свой собственный рейтинг? Эта мысль грызла меня примерно месяц, до первого просмотра "A Wee Bit O'Revolution". И до этой книги, само собой.
Фергюсон рассказывает (восьмая глава) о первой поездке в Америку, к брату мамы: было ему тогда, насколько я поняла, лет пятнадцать. Рассказывает, какой мечтой для него всегда была эта страна. Как удивляли белозубые, улыбающиеся и приветливые (вовсе без алкоголя!) американцы. А в школе, куда его привели кузины, девчонкам почему-то очень нравился шотландский акцент (я их понимаю). Даже парни были приветливы. And nobody wanted to fight.

Глав впереди много, книга длинная.
Вы... да, вы поняли.

@темы: Craig Ferguson

---

Если думать долго и настойчиво, или по щелчку пальцев, то ведь - именно Девятый, судя по всему, принимал непосредственное участие в гибели Галлифрея. Стоит ли вообще удивляться тогда его жесткости и заносчивости?.. Это монолог с самой собой, не трудитесь отвечать.
Поразительно, что позже он переродился в личность настолько жизнерадостную, как Десятый. Я сказала бы только, что жизнерадостность у него на грани фола, весь последний сезон; что-то вроде огня, пылающего тем отчаянней, чем ближе буря. И он погас, конечно. Потому что всё вернулось на круг своя: фатум не обогнать, любимые - уходят, забывают, умирают, а враги остаются. Злость Одиннадцатого, когда он встретил "дружелюбного" Далека, вполне обоснована: это выглядело худшей насмешкой из возможных, когда именно тот, кто вернул его во всё тот же пепел, проскрипел "would you care for some tea?"

Я не люблю Десятого. Сложно это объяснить, но именно в его сезонах - ворох мелочей, которые цепляются за память, и жужжат, жужжат на ухо единственным словом. Phony. Пафосный сверх меры "Вояж Проклятых", где даже Д. морщится, говоря, что из Доктора делают какого-то Джеймса Бонда. "Бойся Её", где "кто же теперь возьмёт его за руку?" кажется отголоском "Невозможной Планеты", но - слишком вторичным, и я не понимаю, черт побери, зачем Доктору светить собственную физиономию на экранах всего мира, когда он бежит с олимпийским факелом. И "я не хочу уходить". И много чего ещё.
Слишком яркий. Доктор-в-моей-голове вечно хранит в себе частицу мальчишки, предпочитавшего романтическим подвигам дизайн новой отвёртки. Он всегда был эгоистичен, эгоцентричен и доверху полон специфическим юмором пополам с россыпью мармеладок, но во всем этом - всегда, во всех прочих регенерациях, которые я знаю, - был момент, когда Доктор делал шаг в сторону, становясь матовым. От глянца слишком быстро устают глаза.
Вряд ли я ещё когда-либо повторю только что сказанное, в других выражениях. Но сказать хотя бы раз стоило.

@темы: утешаю себя: будет больно только секунду, doctor who

---

The Stones of Blood

Всё как-то странно в этой серии. Вначале Доктор, при желании вполне осмотрительный, дает лишить себя сознания посредством удара по голове. Потом, ничтоже сумняшеся, сбрасывает эйлиан лайф форм со скалы. Впрочем, есть всепрощающий факт - наличие Стоунхенджа. Его, конечно, тоже основали беглые преступники-инопланетяне, но интересно не это. Интересно то, что Романа сидит на том самом камне, который позже окажется входом в подземелье с Пандорикой. Мозг закипает, но я держусь.
Да, о Романе. Прекрасные английские галлифрейские женщины и парад их нарядов по экрану *___*
Вначале она выглядела

так

потом

так.

И только Доктор - конечно - на её вопрос "как я выгляжу?" мог ответить "восхитительно" в своей обычной манере: не отрывая взгляда от панели ТАРДИС. Вспоминается Одиннадцатый с "...или сидеть в своей комнате и придумывать новый дизайн звуковой отвёртки".
А ещё тут было - "считайте камни, Доктор!". Мозг, где мой мозг.

цитаты

Цитаты:
-Кто-нибудь играет в теннис?
-Теннис?
-Да. Это такое английское выражение, означающее "кто-нибудь хочет на воздух, чтобы вымокнуть до нитки?".

*
-Эй! Кто-нибудь есть дома? Кто-нибудь... (помолчав) Никого, кроме нас, друидов.

*
Жертвоприношение в Стоунхендже. Доктор приходит в себя:
-Привет. Я надеюсь, этот нож стерилен?

*
-Кто были эти люди? Они выглядели так, будто собирались перерезать вам горло.
-Да, спасибо. Ну, я не уверен, что они определились, но это точно был один из вариантов.

*
Профессор, над связанным Доктором.
-Ого! Ну, ничего себе! Что вы делаете, вы же замерзнете насмерть.
-Ну вы же знаете, как это бывает, профессор. Я частенько бываю привязан к своей работе.

@темы: doctor who

---

Босоножки, обутые на прогулку по дождливому Солсбери, окончательно убедили меня в собственной любви к.
Романа, Романа, Романа.

+7 крупных планов

@темы: doctor who

---

Доброго дня,  Utopist
Навіть не буду питати про спільні інтереси, бо от щойно була у вашому блозі, і там чарівно.

@темы: Пч

---

Цитаты из "Соляриса". Всё лежат и лежат в черновиках.

В основном на украинском.

Людина, всупереч усталеній думці, не визначає собі цілей. Їх їй нав'язує час, у який вона народилася. Вона може служити цим цілям або повставати проти них, однак об'єкт служіння чи бунту заданий їй іззовні. Повна свобода пошуків мети можлива тоді, коли людина одна, але це не реально, бо людина, яка не виросла серед людей, не здатна стати людиною. Цей... мій бог — істота, яка не має множини, розумієш?

*
Ми зовсім не хочемо завойовувати космос, ми тільки прагнемо розширити Землю до його меж. Одні планети мають бути пустельні, як Сахара, інші — вкриті кригою, як полюс, ще інші — жаркі, як бразильські джунглі. Ми гуманні й благородні і не збираємося підкорювати інші раси, ми хочемо тільки передати їм наші цінності й натомість перейняти їхні. Ми вважаємо себе рицарями святого Контакту. Це друга облуда. Ми не шукаємо нікого, крім людей. Нам не потрібні інші світи. Нам потрібне наше відображення. Ми не знаємо, що робити з іншими світами. З нас досить і цього одного — ми ситі ним по саму зав'язку. Ми хочемо знайти свій власний, ідеалізований образ; це повинні бути планети з цивілізаціями, досконалішими, ніж наша; в інших ми сподіваємося знайти модель нашого примітивного минулого. А тим часом по той бік є щось таке, чого ми не приймаємо, від чого захищаємося. Але ж ми принесли з Землі не тільки дистилят чеснот, не тільки ідеал героїчної Людини! Ми прилетіли сюди такими, якими є насправді, а коли друга сторона показує нам нашу реальну суть — тобто те, що ми замовчуємо,— ми не можемо з цим примиритися!

*
«Наука? Чепуха! В этой ситуации одинаково беспомощны и посредственность и гениальность. Должен вам сказать, что мы вовсе не хотим завоёвывать никакой космос. Мы хотим расширить Землю до его границ. Мы не знаем что делать с иными мирами. Нам не нужно других миров. Нам нужно зеркало. Мы бьемся над контактом, и никогда не найдем его. Мы в глупом положении человека, рвущегося к цели, которой он боится, которая ему не нужна. Человеку нужен человек…» ("Солярис", фильм)

*
Я не збираюся тебе переконувати, скажу лишень: ти намагаєшся в нелюдській ситуації залишатися людиною.

*
Людина вирушила на зустріч з іншими світами, іншими цивілізаціями, не пізнавши до кінця закамарків глухих кутів, глибоких колодязів, міцно забарикадованих дверей власної душі.

*
Наші дослідження — це літургія в методологічних формулах, а смиренна праця вчених — очікування здійснення наших мрій, благовіщення, бо немає й не може бути ніяких мостів між Солярісом і Землею. Ці очевидні факти, як і багато інших,— брак спільного досвіду, єдиних понять, що ними можна було б обмінюватися,— соляристи відкидають, як віруючі відкидають аргументи, котрі спростовують їхню віру. А втім, чого люди можуть чекати, чого сподіватися, «встановивши інформаційний зв'язок» з мислячими морями? Переліку переживань, пов'язаних з безмежним у часі існуванням, таким давнім, що самі моря не пам'ятають, мабуть, коли вони постали? Опису бажань, пристрастей, надій і страждань, породжених творенням живих гір, утіленням математики в буття, самостійності й смирення — в сутність? Але ж усе це знання, які неможливо передати; навіть переклавши їх на якусь земну мову, марно шукати в них цінностей і значення — вони залишаться по той бік. А втім, «прихильники» контакту, навіть самі собі в цьому не признаючись, очікують скоріше поетичного, ніж наукового пізнання, більше того — одкровення, яке розкрило б їм сенс самої людини! Соляристика — це відродження давно померлих міфів, плід містичної туги, про яку відкрито, на повен голос, люди вже не наважуються говорити, а її наріжний камінь, глибоко захований у фундаменті цієї споруди,— надія на порятунок...

@темы: (с), литература

---

"American on Purpose" внезапно так хороша, что я, наверное, буду слушать её часов до... скольки-то там ночи. Или пойду спать прямо сейчас, чтобы впечатление от второй главы застыло в памяти плотнее. Не знаю.
То есть, конечно, я предполагала, что книга оправдает ожидания. Хотя на десятой минуте будет уже наверняка скучно, и слушать я буду вполуха - словом, как обычно это происходит с англоязычными аудио-опусами. Но книга хорошая, даже очень. И Фергюсон читает так, что номинация в Грэмми объясняется сразу. И сама история - автобиография, конечно, но внезапно так легко написана, и совершенно в его стиле, и с теми фактами, которые "das werdet ihr aus keinem Buch, und keinem Film erfahr’n".
Какое-то удивлённое восхищение посетило меня в пол первого ночи. Нет, нет. Третья глава неизбежна.

@темы: Craig Ferguson

---

Одна из причин вообще чем-либо увлекаться - вот это ощущение всепокрывающего счастья, когда круг информации о "чем-либо" внезапно расширяется. Кто-то расщедрился, посвятив в закрома собственных архивов, кто-то вовсе махнул рукой - "а, забирай насовсем", кто-то поделился ссылкой.
И вот ты сидишь, и боишься улыбаться слишком уж широко, чтобы не спугнуть своё внезапное счастье. Или радость, учитывая аксиому о "твердом" и "мягком" телах, но думать о них сейчас не хочется.

Аудиокнига "American on Purpose" внезапно обнаружилась спокойно лежащей на одном из англоязычных торрентов.
Аудиокнига! Вы понимаете.

@темы: Craig Ferguson, я ежедневно борюсь со своей склонностью к эмоциям, но пока дело не ладится

---

В моей голове складываются какие-то странные классификации Четвёртого относительно его спутниц.

С Сарой они на одном уровне. Время от времени - в особо напряженные моменты - он, конечно, заслоняет её собой, но это скорей та романтическая предпосылка о которой я писала много и эмоционально пару месяцев назад, чем "лидерство".
С Лилой он на голову выше: потому, конечно, что она дикарка, и многих вещей просто не понимает. Тут Доктор, хочет он того или нет, должен брать на себя роль взрослого, и рассказывать о том, что огонь - жжется, а обижать других - нехорошо. За исключением тех, конечно, случаев, когда жестокость Лилы приходится к месту.
С Романой... Романе нужно поставить Памятник Долготерпения, начнем так. Весь эго- и прочий центризм выливается именно на неё, но - стойкие галлифрейские женщины, похоже, привыкают к этому с детства, так что Романа просто пожимает плечами, и невозмутимо делает вид, что всё в порядке вещей. I wonder, how it all ends.

@темы: doctor who