Тижні зо два тому мені наснився Київ. Снилися київські церкви, які я чомусь бачила з вікна потяга, повертаючись у Запоріжжя. І то були не фасади, а такий собі "погляд у розрізі" - з росписами, іконами, відблисками свічок. Мені було радісно, майже щасливо. Десь так приблизно, як і в одному соборі, розписаному поляком до совєтів.
Напередодні 22-річчя маю право відчувати екзистенційну пустку, тому хай тут буде коник з даху під львівською Ратушею. (кожного разу, коли я кажу "Львів", хтось поруч стає жертвою закоханої ностальгії але сьогодні, мабуть, можна)
Взамен "Being Human" BBC Three показывает теперь "In the flesh". Трехсерийный (пока что?) сериал о пост-зомби-апокалипсисе, где бывшие монстры перестали есть людей и обрели разум; их постепенно возвращают в семьи и учат мантрам в духе "всё, что я делал во время болезни - не моя ответственность". Радикальные защитники человечества, муки совести и сложные семейные отношения прилагаются. Тема зомби сделала новый виток после "Тепла наших тел" Айзека Мариона (я до сих пор люблю эту придурковато-обнадеживающую книгу, и до сих пор не смотрела фильм), но там был перепев "Красавицы и Чудовища", а BBC делают упор на благодатную для любой драматургии тему "малого социума". Примет ли герой себя, примет ли его сестра (вступившая в военную организацию по уничтожению зомби), родители, соседи и т.д. Удачный каст сделал уже пол дела: главный герой и в человеческом варианте выглядит как "friendly alien", а с меловой кожей и выцветшими радужками гарантирует бесконечные перепосты на тумблере, - в чем ещё сегодня измерять успех.
пост любви к малоизвестным актёрамскорее всего, вы действительно не знаете о ком яэто последний кат, за которым открываются простыни текстаДва персонажа определяют для меня актёра: Доктор и Симор Гласс. То есть, определяют они в тот момент, когда я думаю - "а мог бы N. сыграть Симора? а как насчет mad man with the box?". Если я отвечаю "да", вы можете быть уверены, что я уже посмотрела пол фильмографии N. и спешно сокращаю остатки. К примеру, Фейдт когда-то показался мне настоящим Симором, а Бастер Китон - настоящим Доктором (но тут был ещё и памятный гифсет). Сегодня сложно объяснить, в чем я увидела сходство. Наверное, утвердительный ответ - это просто жест высшего доверия. Конкретные воплощения я особо не продумываю.
Так вот, вчера я нашла на тумблере пост с промо-фото Стивена Робертсона из "Конца парада" и предложением сделать его Двенадцатым (until the fucking bbc started getting involved (с) ). Да, да, подумала я. Делайте! И схватилась за голову.
Знаете эту историю с хорошими актёрами, от одного взгляда на фильмографию которых начинают болеть зубы? Потому что они успели сняться в десяти сериалах (эпизодические роли в пятом-шестом сезоне), паре полнометражных фильмов (не вздумайте моргать при просмотре - вполне возможно, что это был тот самый момент, когда хороший актёр там мелькнул) и нескольких короткометражках (их вы нигде не найдете). Пол года назад мы с А. смотрели "Внутри себя я танцую". Я уверяла, что точно помню актёра, играющего Майкла (того, который не мог нормально говорить), но потом оказалось - нет, неоткуда мне было его помнить. В декабре случился "Хоббит", в феврале все побежали смотреть Being Human, я тоже побежала, and look at me now. Хуже всего то, что Робертсон действительно хороший актёр. Я видела - дайте посчитать - пять его работ, и всё это были вполне самодостаточные, не похожие друг на друга персонажи. Два жутких героя из "Лютера", - сам "Лютер", кстати, так и не нашел у меня полноценного отклика: Рут Уилсон была очень красивой в первом сезоне, Робертсону дали ворох красивых кадров под грозную музыку во втором, но и всё на этом. Личной жизни Лютера в сериале так много, что во втором сезоне я уже просто проматывала её; ведь маньяки всегда интересней. Ещё был печальный офицер полиции из "Шетланда", вынужденный подозревать всех родных по очереди - и делающий это с таким акцентом, что я понимала мало, но восторженно. Тот безумный солдат из "Счастливого рождества". Майкл из "Внутри себя я танцую", но его описывать не нужно, думаю. И мистер Рук из BH - англофандом почему-то считает его полноценным антигероем (я проиграла в эстафете "не читай фанфики, живи полноценной жизнью"), хотя там, кажется, гораздо больше комизма, самоуверенности и серьёзного героизма под конец; но об этом я уже писала длинные посты. Словом, и всё на этом. Более-менее (но чаще всё же менее) известные сериалы, эпизодические появления в фильмах, роли в театрах, до которых я никогда не доеду. Аудиокниг тоже нет, хотя это кажется мелочью на фоне суммарной печали. Так что, Абсолют-которого-может-и-не-быть, позволь мне внести свою кандидатуру на роль Двенадцатого. Я очень люблю Одиннадцатого, но с его вечным предчувствием смерти поневоле начинаешь стелить соломку (которой, конечно, окажется недостаточно) на поля предполагаемого будущего.
Кроме шуток - Робертсон был бы хорошим Доктором. Весь диапазон эмоциональной составляющей (от ребячества до "юноши с глазами старика") он сыграть в состоянии, да и свободен достаточно, чтобы участвовать в таком долгоиграющем проекте. Пример Эми Понд показал, что шотландцы в этой вселенной смотрятся хорошо. Ну и Тоби Уитхауз ведь может как-то поспособствовать процессу, верно? И... а, впрочем, всё равно этого не будет. Айда со мной к ледяному безмолвию смерти.
К финалу "Конца парада" я была слишком измочалена Первой Мировой, присутствуем штаб-сержанта Икс ("Дорогой Эсме - с любовью и всяческой мерзостью" Сэлинджера; почему, думаете, я вообще взяла этот ник?) в моей голове, и выбором каста в целом; о чем история в сумме своей, думать не хотелось (когда в окопах плачут солдаты, поневоле следуешь их примеру). Ну, а потом я чуть передохнула - и поняла вдруг, что это "Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь" в профиль. Смотрите: столкновение двух моральных систем. Гавейн разрывается между куртуазией и христианской моралью, Тидженс - между той же куртуазией и... не знаю, наверно, моралью нового века с примесью христианства. И всё это завернуто в очень увлекательный сюжет, за которым хочется следить, время от время спрашивая себя: "почему все люди сволочи, кроме Тидженса и суфражистки?" (в средневековой поэме спрашивать не хотелось, но единственным достойным человеком там был Гавейн - говоря строго). Морализаторство "Сэра Гавейна...", конечно, сильней на порядок - но там и история чище, гениальней в своей простоте. "Конец парада" - вполне типичный для Потерянного Поколения роман, в котором не слишком типично вынесли во главу угла вопрос жизненных ценностей (куртуазных или общечеловеческих), а не ужас войны (хотя второго, конечно, достаточно). Пользуясь случаем, хочу поделиться вечной болью волшебных историй - отсутствием хороших иллюстраций. Бертилака в 90% случаях рисуют, как ётуна, забывая, что в таком случае противоборство с Гавейном было бы ну очень своеобразным. У Моргота с Финголфином та же проблема, впрочем.
На сайте BBC милосердно выкладывают сцены, вырезанные из финального эпизода. Что-то о том, как гос. чиновники молят о прощении. Что-то о "да, Том, у неё будет надгробный камень". Сомнительное обезболивающее, но никто не отказывается, конечно.
Если однажды наши с фанфикшеном интересы сойдутся, я найду средних размеров историю о воспитании Наташи Майлз руководителем секретного департамента. Никакого ангста, только социальная неловкость, "вообще-то никто не собирался быть родителем", и ещё немного социальной неловкости. Тумблер предлагает список сюжетов: no natasha i don’t want to come to parents’ evening no natasha i have to interview a vampireи так далее.no natasha you cannot tell mrs smith that’s why i can’t come no natasha arthur cannot go with you instead of me nO NATASHA YOU CANNOT DROP OUT OF SCHOOL fine natasha i will come to parents’ evening i will pretend to care about your grades YOU’D TELL ME IF YOU WERE FAILING ANYTHING WOULDN’T YOU not that i care or anything no care all responsibility am i right yeah YEAH I’M RIGHT” (с) В каноне оба персонажа умерли с примерно одинаковым градусом жестокости, так что даже надгробного камня, думается мне, никто никому не поставит. Примерно из таких бездн вырастает джен и юмор фанона; кто мог знать.
(тут я прервалась на променад по тумблеру, где все тоже с разбитым сердцем и гифками по фанфикам но в литературном варианте - кажется? - печаль и предчувствие смерти, так что я ещё подожду)
Саундрек Being Human до сих пор играет у меня в голове, - причем частично это саундтрек пятого сезона, которого нигде, кроме серий, нет (фандом "Хоббита" поймет; у них та же история на "сцене с орлами").
Кажется, я очень привязана к этом сериалу. И даже по объективным причинам (помимо того, что мне симпатичны Эйдан Тёрнер и Стивен Робертсон) : там этика, которую я могу принять. Сегодня утром (досматривая Miller's Daughter - эпизод 2.16 Once upon a time) в очередной раз ощутила, как меня тошнит от "семейного" морализаторства. Я не хочу твоей смерти - потому что теперь мы семья. Я все тебе прощаю, потому что мы братья. А вот смотри, у нас одинаковые родимые пятна (в худшем случае). Это удивительно низкая мотивация, которую нам подают в качестве вершины человеческих отношений. То есть, просто кровь. Случай сделал нас родственниками - я отдам жизнь за тебя. А если бы не сделал - ну, извини. Не только звериная природа мотива, но его удивительная поверхностность, зыбкость, меня пугают. Ведь то, что повторяют многократно, становится законом. Общечеловеческий гуманизм выветривается под гимны о семье, родовых связях, кровном братстве. И какое уж там "Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери своей...".
Так вот, в Being Human такого нет. И, о, как я люблю Тоби Уитхауза за это. Совершенно разные люди живут под одной крышей. Они не встречались в прошлых жизнях. У них нет общих родителей, сестер, братьев. Так уж получилось, что они просто любят друг друга. И - да, это не совсем люди, но очень хотели бы ими стать; the desire to be human is the end of the beginning, to want it is to have it. Есть что-то глубоко правильное в эпизоде финальной серии, где три героя отказываются от предложенного искушения - человеческой смерти, не-смерти и счастливой жизни ради превращения в вампира, призрака и одинокого оборотня - потому что "глубоко внутри - мы люди". И это не определяется физическими показателями, резусом крови, наличием этой крови или отражением в зеркале. Ведь есть большая разница между вечностью среди одних и тех же (к чему, как я понимаю, суммируется OUaT) и вечностью в качестве одного и всех (все хорошие истории лотосовые для меня).
UPD. Начала слушать первую книгу. У Армитажа Робин говорит как Робин (простите за тавтологию, но это те самые интонации Джонаса Армстронга - вот что я хотела сказать). Гай говорит как Бэтмен. И... и, в общем, упртст возвращается в мою жизнь. В сюжете что-то про погоню, покинутый и haunted замок, "мы проведем здесь только одну ночь" (я думаю, это большой шаг - уже не нужно вести Мэриэн на брачное ложе для такого единения). Ледяное безмолвие культурной смерти ждет меня впереди.
* Зачем я нашла фанфики по Робину Гуду, начитанные Армитажем (1, 2). Зачем этот сериал неизбежно возвращается в мою жизнь. Судя по синопсисам, там про совместные приключения Робина и Гисборна, на съемку которых в 3-м сезоне не хватило денег, времени, совести (?). Простите, мне нужно удалиться в угол когнитивного диссонанса. И подышать там в пакетик.
* ...мы все же можем с некоторой долей истинности противопоставить бесчеловечности греческих богов, в чем-то антропоморфных, человечность северных, похожих на титанов. В южных мифах слышатся явные отголоски битвы с титанами, раскаты грома, которыми вовсе не олимпийцы, а «племя титанов... низвергнутое молнией» («...Titania pubes fulmine deicti». «Энеида», VI, 580—581), подобно сатане и его приспешникам оглашает преисподнюю. Но эта битва воспринимается совсем по-иному. Она остается в мире хаотического прошлого. Правящие боги не находятся в осаде, не подвергаются постоянной угрозе и не ожидают грядущей погибели (23). Их потомки на земле — это герой или прекрасная женщина, а иногда и иные твари, враждебные по отношению к человеку. Боги не являются союзниками людей в борьбе против этих или каких-либо других чудовищ. Тот или иной человек интересует богов как участник их конкретных деяний, а не как составная часть великого плана, который включает всех добрых людей, пехоту, коей суждено принять участие в решающем сражении. В любом случае на Севере боги находятся внутри времени и вместе со своими союзниками они обречены на гибель. Они сражаются с чудовищами и окружающей тьмой, они собирают героев, чтобы организовать последний круг обороны. Эвгемеризм спас их от забвения. Однако еще до этого они потеряли свое величие в глазах почитателей прошлого и превратились в могущественных предков северных королей (англичан и скандинавов), стали огромными тенями великих людей и воинов древности, распластанными по стенам, опоясывавшим этот мир. Убитый Бальдр попадает в Хель и уже не может выбраться оттуда иначе как в образе смертного человека.
Южные боги куда божественнее, они более возвышенные, грозные и непостижимые, они находятся вне времени и не боятся смерти. Подобная мифология может заключать в себе глубокую идею. В любом случае мифология Юга не должна стоять на месте. Она или развивается по направлению к философии, или снова впадает в анархию. Собственно говоря, она искусно избегает проблемы, не помещая чудовищ в центре — там, где они, к досаде критиков, оказались в «Беовульфе». Но подобные ужасы не могут оставаться без всякого объяснения, притаившись на периферии. Сильная сторона северной мифологии как раз в том, что она готова к рассмотрению этой проблемы, она ставит чудовищ во главу угла, дарует им победу, но не почет. И находит сколь убедительное, столь и ужасное решение, заключающееся в противопоставлении им беззащитной воли и мужества. «Неуязвима, как любая работающая теория», она столь убедительна, что древнее южное воображение блекнет, превращаясь в художественное украшение, в то время как северное обладает силой и способностью ожить даже в наше время. Оно функционирует и при полном отсутствии богов, причем в той же степени, в которой работало по отношению к «безбожным» (golauss) викингам: жертвенный героизм обречен. Мы должны помнить, что поэт, создавший «Беовульфа», определенно понимал: награда за героизм — это смерть.
* +ещё длинных цитатПочти все нарекания, равно как и все похвалы, расточаемые «Беовульфу», исходят из представления о том, что он был тем, чем он, собственно, не был, например варварским, языческим, тевтонским, аллегорией (политической или мифологической), а чаще всего эпосом. К этому следует присовокупить разочарование тех, кто обнаружил, что «Беовульф» существовал сам по себе, а не был — несмотря на все упования ученых — героической песнью, историей Швеции, собранием германских древностей или «суммой теологии» для Северной Европы. Я бы хотел подвести итог всем этим усилиям с помощью одной аллегории. Вот, например, унаследовал человек поле, а на нем свалка камней — руины былых палат. Какие-то камни уже пошли на строительство нового дома, в котором он теперь поселился неподалеку от дома своих предков. Из оставшихся камней он взял да и построил башню. Пришедшие друзья сразу заметили (им даже не понадобилось взбираться по ступеням башни), что камни, из которых она сложена, когда-то были частью древнего сооружения. Поэтому они немало потрудились, чтобы опрокинуть башню, — а все в надежде найти какие-нибудь древние надписи на ее камнях, чтобы выяснить, откуда и когда предки этого человека заполучили в свои руки подобный строительный материал. Кое-кто вообще заподозрил, что под землей находятся залежи угля, и принялся копать, вовсе позабыв о камнях. Сначала все говорили: «Самое интересное — это башня». Повалив, стали прибавлять: «Сколько в ней глупости!» И даже потомки этого человека, которые вполне могли бы задуматься над мотивами его поступков, стали ворчать: «Странный он был тип — взял и использовал древние камни для строительства бесполезной башни! Лучше бы уж восстановил старый дом. У него не было никакого представления о гармонии! А ведь с вершины этой башни человек смотрел на просторы моря...
«Беовульф»: чудовища и литературоведы (лекция, прочтенная Дж.Р.Р. Толкином 25 ноября 1936 года)
Совсем скоро на торренты выложат последнюю серию Being Human - последнюю вообще - так что я спешу узнать как можно больше спойлеров. BBC и боль - термины одного порядка.
+For it is man who is, in contrast to fairies, supernatural (and often of diminutive stature); whereas they are natural, far more natural than he. Such is their doom.
* And see ye not yon bonny road That winds about yon fernie brae? That is the road to fair Elfland, Where thou and I this night maun gae.
* For the trouble with the real folk of Faerie is that they do not always look like what they are; and they put on the pride and beauty that we would fain wear ourselves. At least part of the magic that they wield for the good or evil of man is power to play on the desires of his body and his heart.
* Most good “fairy-stories” are about the adventures of men in the Perilous Realm or upon its shadowy marches. Naturally so; for if elves are true, and really exist independently of our tales about them, then this also is certainly true: elves are not primarily concerned with us, nor we with them. Our fates are sundered, and our paths seldom meet. Even upon the borders of Faërie we encounter them only at some chance crossing of the ways.
* Faerie itself may perhaps most nearly be translated by Magic—but it is magic of a peculiar mood and power, at the furthest pole from the vulgar devices of the laborious, scientific, magician. There is one proviso : if there is any satire present in the tale, one thing must not be made fun of, the magic itself. That must in that story be taken seriously, neither laughed at nor explained away. Of this seriousness the medieval Sir Gawain and the Green Knight is an admirable example.
* But how powerful, how stimulating to the very faculty that produced it, was the invention of the adjective: no spell or incantation in Faerie is more potent. And that is not surprising: such incantations might indeed be said to be only another view of adjectives, a part of speech in a mythical grammar. The mind that thought of light, heavy, grey, yellow, still, swift, also conceived of magic that would make heavy things light and able to fly, turn grey lead into yellow gold, and the still rock into a swift water. If it could do the one, it could do the other; it inevitably did both. When we can take green from grass, blue from heaven, and red from blood, we have already an enchanter's power—upon one plane; and the desire to wield that power in the world external to our minds awakes. It does not follow that we shall use that power well upon any plane. We may put a deadly green upon a man's face and produce a horror; we may make the rare and terrible blue moon to shine; or we may cause woods to spring with silver leaves and rams to wear fleeces of gold, and put hot fire into the belly of the cold worm. But in such “fantasy,” as it is called, new form is made; Faerie begins; Man becomes a sub-creator.
* Personality can only be derived from a person. The gods may derive their colour and beauty from the high splendours of nature, but it was Man who obtained these for them, abstracted them from sun and moon and cloud; their personality they get direct from him; the shadow or flicker of divinity that is upon them they receive through him from the invisible world, the Supernatural. There is no fundamental distinction between the higher and lower mythologies. Their peoples live, if they live at all, by the same life, just as in the mortal world do kings and peasants.
* Something really “higher” is occasionally glimpsed in mythology: Divinity, the right to power (as distinct from its possession), the due worship; in fact “religion.”
новые* The dweller in the quiet and fertile plains may hear of the tormented hills and the unharvested sea and long for them in his heart. For the heart is hard though the body be soft.
* If we use child in a good sense (it has also legitimately a bad one) we must not allow that to push us into the sentimentality of only using adult or grown-up in a bad sense (it has also legitimately a good one). The process of growing older is not necessarily allied to growing wickeder, though the two do often happen together. Children are meant to grow up, and not to become Peter Pans. Not to lose innocence and wonder, but to proceed on the appointed journey: that journey upon which it is certainly not better to travel hopefully than to arrive, though we must travel hopefully if we are to arrive. But it is one of the lessons of fairy-stories (if we can speak of the lessons of things that do not lecture) that on callow, lumpish, and selfish youth peril, sorrow, and the shadow of death can bestow dignity, and even sometimes wisdom.
* If fairy-story as a kind is worth reading at all it is worthy to be written for and read by adults. They will, of course, put more in and get more out than children can. Then, as a branch of a genuine art, children may hope to get fairy-stories fit for them to read and yet within their measure; as they may hope to get suitable introductions to poetry, history, and the sciences. Though it may be better for them to read some things, especially fairy-stories, that are beyond their measure rather than short of it. Their books like their clothes should allow for growth, and their books at any rate should encourage it.
* But fairy-stories offer also, in a peculiar degree or mode, these things: Fantasy, Recovery, Escape, Consolation, all things of which children have, as a rule, less need than older people. Most of them are nowadays very commonly considered to be bad for anybody.
* The analytic study of fairy-stories is as bad a preparation for the enjoying or the writing of them as would be the historical study of the drama of all lands and times for the enjoyment or writing of stage-plays. The study may indeed become depressing.
* Fairy-stories are made by men not by fairies. The Human-stories of the elves are doubtless full of the Escape from Deathlessness. But our stories cannot be expected always to rise above our common level. They often do. Few lessons are taught more clearly in them than the burden of that kind of immortality, or rather endless serial living, to which the “fugitive” would fly.
* The consolation of fairy-stories, the joy of the happy ending: or more correctly of the good catastrophe, the sudden joyous “turn” (for there is no true end to any fairy-tale): this joy, which is one of the things which fairy-stories can produce supremely well, is not essentially “escapist,” nor “fugitive.” In its fairy-tale—or otherworld—setting, it is a sudden and miraculous grace: never to be counted on to recur. It does not deny the existence of dyscatastrophe, of sorrow and failure: the possibility of these is necessary to the joy of deliverance; it denies (in the face of much evidence, if you will) universal final defeat and in so far is evangelium, giving a fleeting glimpse of Joy, Joy beyond the walls of the world, poignant as grief.
* All tales may come true; and yet, at the last, redeemed, they may be as like and as unlike the forms that we give them as Man, finally redeemed, will be like and unlike the fallen that we know.
Вчера ночью дочитала "Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь". Потом прочла лекцию Толкина (здесь). Потом отметила, что за окном метель совсем такая же, как и при выезде Гавейном из замка Бертилака. Мир вспыхнул космосом из мистики, интертекстуальности и недосыпа.
Это очень красивая волшебная сказка, хотя элемент Faerie - только обрамление и декорации для морализаторства о столкновении "куртуазных" и религиозных ценностей. Тот факт, что Гавейн в конечном итоге не совсем устоял, делает его только ярче и человечней. Если бы неизвестный автор (который был человеком умным или очень хорошо чувствующим литературу, или - обе эти составляющие) сделал рыцаря совершенно непорочным, львиная доля красоты поэмы ушла бы. XIV век - уже вполне христианская эпоха; но сквозь неё все равно слышно Эдду - божественную и мифологичную, уже превращенную в сказку, которая живет собственной жизнью. Важно ещё и то, что "Сэр Гавейн..." написан конкретным автором с конкретной целью - проиллюстрировать (вполне серьёзно), чем может закончится взаимодействие "низших" и "высших" моральных кодексов. Стоит ли отказывать даме, если она вам себя предлагает, и в каких выражениях. Стоит ли принимать от неё подарки, пусть даже самые невинные. Стоит ли вступаться за короля. Держать слово. И так далее. Это - литературное, а не фольклорное происхождение поэмы - помогает смириться с тем, что понять её исторические корни мне не удается. Почему заколдованный Бертилак именно зеленый? Почему в последний день охоты он ловит лисицу? Отсюда ли пошла связь Рождества с остролистом (Зеленый Рыцарь держит в руке веточку его, придя на пир короля Артура)? Пропп тут не помощник: он ничего не говорит о волшебных сказках, записанных среднеанглийским; и сюжеты их ничего общего не имеют с теми, которые он изучал. Трагедия, правда, даже не в этом, - я вообще очень плохо знаю Артурианский цикл. Но, конечно, надеюсь, что этот пост станет достаточной мотивацией для перемен.
4-5 сезоны Being Human; спойлеры, но вы ведь всё равно не смотрелиЛюбой сериал о сверхъестественном/мистическом/фантастическом - если ему, конечно, дадут прожить больше одного сезона - начинает генерировать собственную мифологию. Для фандома ДК это вылилось в идеальное пространство для холиваров, для фандома Supernatural - в упоротость. Не уверена, к какому из этих двух вариантов склоняется Being Human, но разлюбить его картину мира - с вервольфами, вампирами, призраками, эпизодическими суккубами и демоническими персонажами, у меня до сих пор не получается. В качестве расплаты можно засчитывать онгоинг, в котором я внезапно оказалась. Финал пятого сезона выходит через шесть дней. ЦЕЛЫХ ШЕСТЬ ДНЕЙ
В сюжетном плане всё то же: привидение и вампир заново влюбляются друг в друга; моральные терзания заново не дают им быть вместе. Нам не говорят, сколько лорду Хэлу лет, но он явно заигрывает с совестью дольше, чем это удавалось Митчеллу. Хэл тоже любит хватать девушек за руки и просить о спасении, но - стоит отдать должное - делает это менее нагло. Он уже скопил достаточное количество "разочарованных" взглядов спасительниц, но ещё не нашел подходящего друга, который проткнул бы его колом. В конечном итоге, всё ведь только так и может закончится. Вервольф Том похож покладистого домашнего питомца - в точности, как говорила Энни. Время от времени в нем просыпаются Высокие Идеалы, но я как-то не могу всерьёз в них верить, глядя на печальные брови Майкла Соча. Расселу Тови лучше удавались переходы от интеллигентной неловкости к приступам звериной ярости и гуманистическому просветлению в качестве итога. Старые-добрые времена.
К вопросу о том, ради кого можно смотреть после Митчелла. Безработица, экзистенциальный кризис, маниакальный педантизм и Mr. Rook FTW
Пару дней назад я дочитала "Исторические корни волшебной сказки" Проппа и обрадовалась. Потому что дочитала (наконец), ну и ещё потому, что теперь знаю, почему у Росетти на "Благовещении" у ангела ноги в огне. Огонь + дым уносил умерших на небо в древности, потом это начал делать орел, потом конь или крылатый конь, а уж потом ангел. Ангел с ногами в огне - финальный результат смешения разных вариантов одного концепта. И - да, конечно, не один Росетти пририсовывал языки пламени к стопам слуг небесных; я просто слишком необразованна, чтобы вспомнить ещё кого-то кроме него и Розена. Словом, я обрадовалась - а потом начала перечитывать "О волшебных сказках" Толкина, и радость моя, как любое жидкое тело, устранила свое присутствие. Очень весело копаться в продуктах культуры, зная, что Пиноккио в брюхе кита повторил приключение Ионы, а Иона - старый ритуал инициации островных жителей, но что это в конечном итоге дает? Или вот Румпельштильцхена из Once Upon a Time явно пишут по канонам сказочного Змея (не зря же он Крокодил с соответствующим кожным покровом), которого убить сможет только один человек - ему изначально известный и родственный, своего рода повторение Змея - но и что? Попутно вспомнила свою любимую волшебную сказку, от которой у меня до сих пор меняется сердечный ритм и "світ не проминає". Ещё до того, кажется, как я прочла Толкина - или после того, или посредине того; суть в том, что сами книги Толкина я в расчет не беру, потому что с любовью к ним и так все ясно - мне встретились обрывки Артурианского цикла. Они до сих пор остаются обрывками. Что-то про Святой Грааль, что-то про сэра Галахада, что-то про Остров Яблок и Короля Волшебной Страны, которым после смерти стал Артур. Наверное, я очень труслива, раз до сих пор не решаюсь серьёзно прочесть - ну, если не восемь романов Мэлори, так хоть "Сэр Гавейн и Зеленый рыцарь". Волшебные сказки должны сами врываться в жизнь, желательно - в детстве, когда тебе дела нет до опасности такого соприкосновения. В свои почти 22 я слишком пекусь о том, что вместо Hy Breasail меня приведут под Холм, и довольствуюсь огрызками. По крайней мере, они достаточно красивы даже для своей фрагментарности. Так вот, книга Проппа. Не поймите неправильно: самого В. Проппа я очень уважаю. Он проделал огромную работу и наверняка любил то, чем занимался. Просто я не нахожу места его наработкам, скажем так, sub specie aeternitatis. Тот факт, что я теперь знаю, почему у ангелов на "Усекновение головы Святого Иоанна Предтечи" Розена ноги в огне, ничего не меняет в моем восхищении этой росписью. Я ходила вокруг неё кругами, щурясь от свечей, и буду ходить ещё. С эпосом о Гильгамеше, согласно которому нужно переплыть море, чтобы добраться до потустороннего мира, та же история. "Nai hiruvalyë Valimar" не меняет от этого глубины: концепт и так бездонный. Всем этим я хотела сказать, что - вот иногда во сне вы можете понять устройство Вселенной так четко и ясно, что вогонам самое время разрушать планету. Но вы просыпаетесь и не помните ни одного разумного аргумента. Толкин считал - это потому, что аргументов нет. Рациональных аргументов. Бердяев мог бы напомнить о "логосе", мистичном разуме. Буддисты направления дзен могли бы дать вам в нос, или послать мыть посуду после обеда - и тут, оп. Вас можно посылать на поиски скакуна. Вы знаете, что белая кобыла станет лучшим выбором, даже если это вороной жеребец.
Кажется, я выбрала очень многословный способ сказать, что волшебные сказки лучше не анализировать. По крайней мере, увлекаясь таким анализом. Во-первых, какая от него радость - я имею ввиду, настоящая радость, когда у тебя дух перехватывает, и ты очень хочешь верить, что есть и Авалон, и драконы, но драконам лучше оставаться подальше. Кроме этого, анализ не дает стать сказочником, а без со-творчества чуда никогда не случится. Чтобы вы окончательно убедились, что в специальной олимпиаде по цитированию к месту и нет я сменила Сэлинджера на Толкина, вот вам цитата, которая все объясняет.цитата, которая все объясняет:
Из микрофильмированного письма к Кристоферу Толкину 7-8 ноября 1944
Для обозначения этого чувства я создал термин «эвкатастрофа»: внезапный счастливый поворот сюжета, от которого сердце пронзает радость, а на глазах выступают слезы (я доказывал, что высшее предназначение волшебных сказок как раз и состоит в том, чтобы вызывать это чувство). И тут меня подтолкнули к мысли: а ведь особое воздействие его объясняется тем, что чувство это — внезапный отблеск Истины; все твое существо, скованное материальными причинно-следственными связями, этой цепью смерти, внезапно испытывает глубочайшее облегчение: как если бы вывихнутая рука или нога внезапно встала на место. Все твое существо вдруг понимает — если история обладает литературной «истинностью» на вторичном плане (подробнее смотри эссе): вот, оказывается, как на самом деле оно все действует в Великом Мире, для которого мы созданы. И в заключение я сказал, что Воскресение явилось величайшей «эвкатастрофой», возможной в величайшей Волшебной Сказке, и вызывает это ключевое чувство: христианскую радость, от которой слезы на глаза наворачиваются, потому что, по сути своей, она так сходна со страданием и приходит из тех пределов, где Радость и Страдание неразделимы и примирены, точно так же, как себялюбие и альтруизм теряются в Любви.
кратко о 4м сезоне Being HumanДосматриваю 4й сезон Being Human, но так до конца и не разобралась с впечатлениями. Всё либо очень плохо, либо хорошо, но совсем по-другому. Пытался ли Уитхауз что-то донести тем фактом, что во времена Митчелла, Джорджа и Энни отношениями были придурковато-дружескими (в хорошем смысле), а теперь - с Хэлом и тем-молодым-оборотнем-с-печальными-бровями - так и брызжут тестостероном? А может быть, так случайно получилось? Из нынешней троицы интересней всего Хэл, с традиционной для вампира харизмой ты-не-знаешь-скольких-я-убил и social awkwardness в повседневной жизни. Советует покорять женщин поэзией и собирать выкуп для невесты; что может быть трогательней. Оборотня-с-печальными-бровями сложно воспринимать всерьёз, но, кажется, он того и не требует. Смутно предчувствую, что Энни найдут нового возлюбленного, и "love of my life" с Митчеллом канет в Лету (ведь главному герою нельзя без Любви). Впрочем, могут и не найти. Тоби Уитхауз вызывает у меня (даже) больше веры, чем Моффат времен 6го сезона ДК; так что.
Пару лет назад мне казалось, что ничего не может быть хуже "Над пропастью во ржи" Райт-Ковалёвой, которая взяла и написала своего Холдена Колфилда, который ничего общего с сэлинджеровским не имел. Но нет. Дно глубже.
В оригинале: 'That is true,' said Legolas. `But the Elves of this land were of a race strange to us of the silvan folk, and the trees and the grass do not now remember them: Only I hear the stones lament them: deep they delved us, fair they wrought us, high they builded us; but they are gone. They are gone. They sought the Havens long ago.'
Перевод Муравьева и Кистяковского: - Правильно, - поддержал Гэндальфа Леголас. - Но для нас, исконно лесных жителей, эльфы Остранны были странным народом, и я уже не чувствую здесь их следов: деревья и трава мертво молчат. Хотя... - Леголас на мгновение замер, - ... да, камни еще помнят о них. Слышите? Слышите жалобы камней? Они огранили нас, навек сохранили нас, вдохнули в нас жизнь и навеки ушли. Они ушли навеки, - сказал Леголас. - Давно нашли Вековечную Гавань.
Жалобы камней. Остранна. Напрочь сбитый слог оригинала. Отсебятина. И это ведь в том же переводе Гилдор Инглорион из дома Финрода стал Галдором из рода Славура. Боже мой, да что за люди это были.
Ужасная дилемма: читать "Легенду о Сигурде и Гудрун" Толкина в оригинале, или капитулировать, купив перевод. Я была вполне уверена в своем английском, пока не села читать эссе "О волшебных сказках". Незабываемое ощущение лингвистической инвалидности, когда спотыкаешься через строчку о неизвестное слово. Чувствую, в конечном итоге всё закончится этим.
надеюсь, мой последний пост о "Робин Гуде" BBCИстория Гая Гисборна очень проста: он всё поставил на одно условие - любовь конкретной женщины, - и всё проиграл. Причем, женщина явно считала себя жертвой таких планов, о чем в конечном итоге сказала. И тут персональный колосс на глиняных ногах, который Гисборн пытался строить сколько-то там лет, накренился в худших традициях непрочных строений. Строго говоря, мне очень не нравится поступок Мэриэнн в финале 2-го сезона. У Годара в "Мужском-женском" есть философия насилия в отношении полов: мужчины сублимируют свою агрессию в протест, революцию; женщины - более подневольные существа - вынуждены быть конформистами: они "принимают правила игры" и переносят агрессию на окружающих. Тот же смысл, за вычетом интеллектуальной манеры и философии, подается и в РГ. Робин уходит в лес, откуда противостоит власти. Мэриэнн остается в "стане врагов". Само собой, она правильно делает, пытаясь защитить народ/Робина и Ко/прочих персонажей; если бы через это не сквозила агрессивность годаровских женщин. Опять же, в целом я понимаю, насколько сильным должно быть желание "все высказать" за пару лет назойливых ухаживаний. Но ведь Мэриэнн - главный в плане эмпатии персонаж. Не надо рассказывать "как бывает в жизни": герои РГ прописаны литературно, это не живые люди, которые часто действуют иррационально. В сериале изначально есть готовые архетипы, каждый из которых отвечает за свою долю смысла. И вот Мэриэнн, заслоняя короля, берет долгожданный реванш: пусть Гисборн знает, что она его не любит, никогда не любила, и вообще уже замужем (угадай, за кем). Это такая месть за весь женский род, погребенный под вынужденным конформизмом. Что происходит дальше, вы знаете.
Совсем не этот момент, но одобрение его сценаристами, кажется мне ужасно фальшивым. Потому что нет смысла брать реванш над тем, кто и так давно побежден - и признал это. Точно так же, как ничего героического нет в манипулировании единственным хорошим чувством человека (каким бы он ни был). Тем более геройством не назовешь желание это чувство (вместе с человеком) растоптать. Это жестоко, и - что хуже всего - без нужды. Просто потому, что теперь можно говорить открыто. С этой позиции уже не видишь ничего хорошего в том, что Мэриэнн была против казни Гисборна когда-король-вернется-домой. В конечном итоге она меняет виселицу на гораздо более жестокое наказание. И я совсем не уверена, что её право чем-то мотивировано; такие решения - полномочия божественно-человеческого, не человеко-божеского.
На волне просмотра Being Human скопирую из поста Колокольчик фарфоровый свой комментарий о том, как бы РГ выглядел, напиши его Тоби Уитхауз: В третьем сезоне Гай !внезапно вспомнил бы о собственном ребенке, брошенном в лесу. Мы бы тоже о нем вспомнили, переосмыслили и глубоко осудили (Уитхауз умеет внезапно поворачивать "обыденную" жестокость так, что от неё начинает действительно воротить). Потом все бы глубоко раскаялись и много рыдали. В финале Робин убивает Гисборна из сострадания, потому тот уж слишком "damaged", чтобы пытаться начать заново. И НИКАКИХ РОДСТВЕННЫХ СВЯЗЕЙ, НИКАКИХ
о характере Митчелла из Being HumanЧем ближе к финалу 3-го сезона, тем сильней мне кажется, что проблема Митчелла - вовсе не в потребности убивать людей и пить кровь. Это, в самом деле, можно со временем убрать гастрономическим монашеством. Чего убрать нельзя - так это инстинкт выживания, который действует постоянно, без выходных, и даже параллельно воле самого Митчелла. Без вампирской составляющей он - хороший человек, который хочет жить с друзьями и любимой девушкой. Энни он любит, Люси ему нравилась, и та несчастно обращенная девушка из первого сезона тоже, должно быть, была объектом искренней симпатии. Но инстинкт действует постоянно. Потому Митчелл хватает Люси за руки и прямо говорит - "ты можешь быть моим спасением". Он вроде бы сдается на милость добра, но ведь известно уже, что обычно такие порывы заканчиваются распоротой глоткой доброжелательницы. А он просит всё равно. Или этот повторяющийся сюжет: когда каррентный Главный Злодей давит на него, вынуждая действовать по-своему - принимая, по-видимому, за виктимного страдалца 117 лет, - после чего Митчелл срывается и отрывает голову (злодею и двадцати случайным людям в поезде). Тут тот же самый мотив мнимой слабости, готовности покориться сильной руке - и тут же её откусить. Поэтому я не могу поверить в "ужасное прошлое" Митчелла, которое обычно подается так, будто он творил вещи достойные восхищения и страха. Нечем там восхищаться. Это просто отвратительно, вот и всё. Помните в "Комплексе Бога" ДК инопланетянина, чья раса была самой древней во Вселенной, потому что всегда сдавалась на милость победителей? Что-то такое же и в этом вампире. При этом - опять же - он хороший человек. Был хорошим человеком, и время от времени остается. Но инстинкт тикает, вносит корректуру в каждое действие: и в итоге даже искреннее раскаяние получается с гнильцой. Надеюсь, финал это как-то исправит.