с любовью и всяческой мерзостью
В пятый, кажется, раз пересмотрела "Пикок".
Вечно меня охватывает какое-то оцепенение при первых его кадрах - столько молчания, столько безмолвных знаков, столько клетчатых платьев и мягких свитеров.
Как Джон боится людей. Даже поезд, перепахавший задний двор, пугает его меньше, чем собравшиеся всё на том же дворе соседи. Впрочем, это будто бы даже не страх; это "I'm the worst person in the world", только на манер Джона, у которого и от обычных слов дыхание перехватывает, а тут - попробуй, выговори. Вечно сбившийся на бок узел галстука. Вечный велосипед вместо машины, которую он трогать не хочет так же, как комнату матери.
Самый шикарный - и, будет честны, динамичный - момент в фильме, это когда Эмма даёт Мэгги инструкции по телефону. Сюрреалистическая картина: мягкие локоны, сине-белое платье, и низкий, на беззвучие срывающийся голос Джона. И взгляд: неожиданно твёрдый и решительный даже для Эммы. И этот такой её глубокий вдох.
Собственно, Эмме по-прежнему хочется предлагать руку и сердце в обход всех гендерных деталей. "Мама на час" - так музыкальная тема называется?
В последнем кадре, захлопнув за Мэгги и Джейком дверь, она сидит перед окном в совершенно сломленной позе. Кто сказал, что жертвы приятны, а опустевшее гнездо уютно? Но эта честность в ущерб себе, когда воспоминания Джона, по-видимому, наслаиваются на её собственные - это очень... здорово. Это то, что отличает её от фантомно-жуткой матери, и что роднит с осязаемо-несчастным сыном (ведь Джон, по сути, быть человеком очень добрым). За это её хочется любить.
Пока я не пошла искать скетчи из финальных титров в большом разрешении, отправьте меня, пожалуйста, спать.
Вечно меня охватывает какое-то оцепенение при первых его кадрах - столько молчания, столько безмолвных знаков, столько клетчатых платьев и мягких свитеров.
Как Джон боится людей. Даже поезд, перепахавший задний двор, пугает его меньше, чем собравшиеся всё на том же дворе соседи. Впрочем, это будто бы даже не страх; это "I'm the worst person in the world", только на манер Джона, у которого и от обычных слов дыхание перехватывает, а тут - попробуй, выговори. Вечно сбившийся на бок узел галстука. Вечный велосипед вместо машины, которую он трогать не хочет так же, как комнату матери.
Самый шикарный - и, будет честны, динамичный - момент в фильме, это когда Эмма даёт Мэгги инструкции по телефону. Сюрреалистическая картина: мягкие локоны, сине-белое платье, и низкий, на беззвучие срывающийся голос Джона. И взгляд: неожиданно твёрдый и решительный даже для Эммы. И этот такой её глубокий вдох.
Собственно, Эмме по-прежнему хочется предлагать руку и сердце в обход всех гендерных деталей. "Мама на час" - так музыкальная тема называется?
В последнем кадре, захлопнув за Мэгги и Джейком дверь, она сидит перед окном в совершенно сломленной позе. Кто сказал, что жертвы приятны, а опустевшее гнездо уютно? Но эта честность в ущерб себе, когда воспоминания Джона, по-видимому, наслаиваются на её собственные - это очень... здорово. Это то, что отличает её от фантомно-жуткой матери, и что роднит с осязаемо-несчастным сыном (ведь Джон, по сути, быть человеком очень добрым). За это её хочется любить.
Пока я не пошла искать скетчи из финальных титров в большом разрешении, отправьте меня, пожалуйста, спать.
