не в обзоры

[дорогой Эсме]

ничего такого, чего бы вы не знали

Работая в заводской многотиражке, трижды в месяц я спускалась в подвальный коридор, где в компании горновых, сталеваров и крановщиков ждала своей очереди в кассу. Перспектива премии/аванса/зарплаты ожидание всегда сглаживала, да и горновые, сталевары и крановщики в реальности куда дружелюбней, чем в представлении гуманитария.
Правда, как-то раз со мной рядом села женщина... не важно, какая. У нее была пожелтевшая книга, такой типично советской полиграфии, с платяной и немного затертой обложкой. Все положенные пол часа она читала эту книгу, ежеминутно вытирая глаза и громко всхлипывая.

Не знаю, что это была за книжка; не хочу знать. Суть в том, что каждый раз, когда я собираюсь говорить о литературном горе - я именно о нем собираюсь говорить ниже, - вижу вместо той женщины себя. И это так отвратительно, что зубы ломит.

Кстати, я хорошо обдумала коннотации: именно горе, а не "грусть" или "печаль".
Два вторых слишком маловесны. Я же говорю о том, чем ранишь себя единожды, и потом тащишь всю жизнь, как очень странный способ самоидентификации.

В восемнадцать для меня таким горем был Симор Гласс (говорить о нем теперь, когда уже все переговорено, совершенно невыносимо, почти стыдно), в восемь - Торин Дубощит, где-то между двадцать первым и двадцать вторым годами - Доктор. Из 40-секундного трейлера к юбилею моя память выхватила Одиннадцатого, с этим его взглядом, который всем уже слишком знаком. Вечное удивление собственной целостностью: что, неужели до сих пор? и даже после...? и теперь?

Торин, ну да. Гном, который был слишком важным, чтобы мыть посуду; гном с золотой кистью на капюшоне; Король-под-Горой.
Совершенно невозможно, кажется, объяснить, корни моей детской к нему симпатии. Не думаю, что в его характере было бросать печальные взгляды, красочно возвышаться на вершинах холмов и ходить по сосне. Он, конечно, в некотором смысле был в Старшей Эдде; но кодекс чести Беовульфа (который к Эдде имеет довольно опосредованное отношение), с необходимостью доблестно умереть на поле битвы... это все не то. Близко, по не то.
Не хотел он умереть в битве.
Он хотел назад свою Гору - как можно хотеть назад Авалон, Сильмариллы, плоский мир. То, что не возвращается; чего, может быть, и не было никогда.
У Беовульфа не было Горы; Вальгалла - не Валинор.

Очень вредно путать королей Толкина с героями саг. Они не голый сгусток скандинавской чести, какой мы ее сегодня видим. Это вполне по-христиански высокие души, сожранные заживо неправильным решением, необдуманной клятвой, собственной жадностью (тут вступают в дело северные чудовища).
Потому их смерть становится горем.

Торин-из-книги был совсем молод в день нападения Смауга. Он даже не был во дворце.
И вот он приходит назад: гном, которому 190 лет, самый старший в Компании, почти старик.
И Аркенстоуна нет.
И всех подданных пересчитать по пальцам.
И ничего не - нет! не "станет, как было"; - станет таким, как в песнях. Как у королей древности.

Кем Торин является, начинаешь понимать, когда он кричит Бильбо: "You undersized-burglar!".
И когда они встречаются в последний раз, чтобы сказать о веселье, еде, и песнях, которые стоило бы ценить выше накопления золота.
И когда на грудь Торину кладут камень, который он так ценил, - но об этом говорить совершенно невыносимо.

Bilbo knelt on one knee filled with sorrow. “Farewell, King under the Mountain!” he said. “This is a bitter adventure, if it must end so; and not a mountain of gold can amend it. Yet I am glad that I have shared in your perils - that has been more than any Baggins deserves.”
“No!” said Thorin. “There is more in you of good than you know, child of the kindly West. Some courage and some wisdom, blended in measure. If more of us valued food and cheer and song above hoarded gold, it would be a merrier world. But sad or merry, I must leave it now. Farewell!” Then Bilbo turned away, and he went by himself, and sat alone wrapped in a blanket, and, whether you believe it or not, he wept until his eyes were red and his voice was hoarse.

@темы: salinger, утешаю себя: будет больно только секунду, doctor who, LOTR

Comments

[Колокольчик фарфоровый]

честно говоря, я почти завидую, что у тебя это все было в детстве. у меня от детских воспоминаний о Хоббите остался только Мирквуд с пауками и смутное впечатление, что "все плохо".
ты вот, мне кажется, правильно заметила, что в фильме еще сместили акцент с этого:

И вот он приходит назад: гном, которому 190 лет, самый старший в Компании, почти старик.

в книге - до того, как пошло веселье к концу - в характере Торина было ощущение какой-то именно старческой "сухости" - он создает впечатление человека, который не только все потерял, но и потерял так давно, что уже, ну, может и не смирился, но привык точно. он прожил там целую жизнь. и, соответственно, у возвращения к Горе привкус и ностальгии по "дому детства", и одновременно по целой жизни, которую он никогда не имел - и иметь не будет. у кино-Торина с его Армитейджем и he never forget and never forgave куда больше "витальности" и больше ощущения все-таки "физического" возвращения королевства, а не метафизического путешествия к несбывшейся земле обетованной (аналогия гномы-евреи подсказывают, что если книго-Торин - Моисей, то к кино "примешивается" еще какой-нибудь Давид, или кто у них там бодрый и воинственный был).

[дорогой Эсме]

Колокольчик фарфоровый, однажды я перестану развивать ностальгию своего детства. Но не сегодня, не сегодня)

в характере Торина было ощущение какой-то именно старческой "сухости"

да, именно.
Помимо евреев (не знаю почему, но сравнение мне не нравится) тут еще и отголосок Улисса (сколько-то там Толкин греческую мифологию все равно уважал), ну и в целом знакомого образа возвращения в потерянный рай.
Но опять же, все дело в способе возвращения. Я Беовульфа упоминаю потому, что как-то слишком сильно кино-Торин на него похож. Там же как было: победил в молодости Гренделя - стал героем; победил в старости дракона - погиб, попал в Вальгаллу. Тут та же история, только с одним Азогом. И это мне ужасно не нравится, потому что - в целом - у Толкина ни один герой не умирал героически "ради Вальгаллы". Даже Финголфин, который образцово-самоубийственно вызвал Моргота на дуэль, сделал это из глубочайшего отчаяния, а не надеясь на что-то там за морем. Торин тоже не надеется. Да и нет у него ничего за морем, он же гном, а не эльф или человек; есть только Чертоги Ожидания (которые вряд ли Авалон) и вот это метафизическое королевство, которое нужно вернуть назад. Тогда можно будет успокоиться.

[Колокольчик фарфоровый]

дорогой Эсме,
не переставай. твои ощущения очень хорошо передаются и восполняют мои лакуны..)
да, кстати, с Беовульфом действительно похоже. с другой стороны, кино-Торина можно "оправдать" и отличить от него тем, что, в конце концов, и у него, как и книжного, последний дракон, от которого он погибнет, будет метафизический - драконова болезнь и все такое. и в этом смысле я смутно надеюсь, что в Битве его все-таки убьет не Азог, ну или не "эпично" Азог; впрочем, я на это надеюсь в любом случае. и вряд ли кино-Торин умрет "ради Вальгаллы" - действительно, у него все ценное тут, на земле/под землей. другое дело, что акцент скорее всего будет (или есть) смещен: в книге в паре Гора-Торин эмоциональный заряд скорее на "стороне" Горе, то есть, между ними какой-то баланс вот этой тоски по бывшему и несбывшемуся и общего запустения, нить, а в фильме Торин по-настоящему хочет ее, импульс идет с его стороны, это не нить, а вектор, и потому это менее "объективная" история про прерывание и без того тонкой ниточки (печаль чьего разрыва вполне соответствует печали ее наличия) и больше - про болезненный, справедливый и несправедливый одновременно, крах этого желания.
но, в общем, для меня это все опять сводится к тому, что книга - куда более тонкая и меньше "уловимая" из-за этого, а фильм вполне успешно наполняют этой самой "человечностью"