"На двоих"

[svetiel]

Далеко не самый удачный из моих. Далеко не.
Тут больше формы, чем содержания. Прошлое-настоящее, постоянная игра с временем, и даже финальное заимствование из... сами догадайтесь, кого.
И название дурацкое. Я знаю.
Но это какие-то совершенно глубинные глюки, от которых я долгое время не могла отделаться, и хоронить уже написанную вещь сейчас - нет, я не хочу. Вот, собственно, и все причины.

На двоих
Выстрел разрывает тишину. Огромного усилия стоит отвести взгляд от застрявшей там, впереди, в стальном пласте двери кабины пилотов, пули, чтобы вновь смотреть на четверых рослых людей, стоящих в проходе самолета.
Очень молодые эти четверо. Не старше двадцати пяти. С пистолетами в руках.
Наполовину заполненный салон, испуганные лица, - треть из них я знаю поименно, две трети так или иначе регулярно вижу: коллеги. И это до боли наигранное, жуткое «Всем оставаться на своих местах!» Разве так бывает? В реальной, не киношной, не придуманной жизни? Разве так должно быть?
-Мы взлетаем? Когда мы взлетаем?
-Я не знаю, Глеб, - быстро проходя мимо и вторично задержав на мне взгляд, отвечает пятый из захватчиков. – Они обещали сказать…

***
-Что они здесь делают?
-Ну, тсс, Миша. Самолет наполовину полный. Наверное, решили взять кого-то еще.
-Все равно… странно как-то.
Труппа шумно рассаживается, всячески хорохорясь перед «непрошенными». «Давайте споем песню», «а помните, как мы в прошлом году…». Пятеро молодых парней молча проходят мимо, и только один, ростом с меня, черноволосый и чуть курносый, на миг задерживает взгляд, - странно екает сердце, - и уходит дальше, в конец салона.
-Можно уже спать? – Миша под боком.
-Погоди еще. Вот когда взлетим… - провожаю взглядом незнакомца.
-Ну, я все равно, на твоем плече…
-Ложись, Миш.
«Уважаемые пассажиры. Пожалуйста, пристегните свои ремни. Мы…»
Взлетаем.

***
-Лиза…
-Тсс, Миш.
-Лиз, ты думаешь, - шепотом. – Думаешь, они нас убьют?
Вздыхаю. Кладу свою руку поверх его руки, чуть сжимаю ладонь. Нет ничего глупей обещать что «все будет хорошо». Но как же этого хочется…
-Я не понимаю, сколько еще времени нам ждать?!
Высокий блондин заламывает руки, вертит свой пистолет, ходит из одного конца салона в другой, точно загнанный в просторную клетку зверь. Ему объясняют, что переговоры все еще ведутся, что еще не залили топливо, что пилоты уточняют курс, но – почему-то не думаю, что человек, взвинченный до такой степени, станет внимательно слушать что-либо. Самолет дышит будто бы в унисон: вся труппа, эти пятеро, пилоты, стюардессы… и в дыхании каждого слышится: почему? Зачем, зачем, зачем они так долго тянут??
Тот пятый, брюнет, вновь проходит мимо, встретившись со мной взглядом. Через минуту – слышу тихое перешептывание за спиной.
Миша кладет голову мне на плечо; я, подняв руку, глажу его по волосам: бедный клоун. Кажется, нам и вправду не жить.

***
С третьего раза ремни отстегнуть получается. Сколько бы я ни храбрилась, но летать, а более всего – взлетать, стабильно боялась и боюсь. В сущности, это только третий мой полет.
-Слушай, кажется, они музыканты! – рыжая Эля, обернувшись с переднего кресла, радостно смотрит на нас. – Сашка говорит, у них инструменты какие-то, они их в багаж сдавали!
Пауза затягивается. Миша неуверенно улыбается девушка, и та, подмигнув ему, усаживается обратно на свое место.
«Молодец», киваю я. Парень сияет совершено детским счастьем, с трудом, по-видимому, сдерживая дальнейшие эмоции.
Он клоун, наш шестнадцатилетний Миша, сидящий по левую руку от меня. Верней, в его активе пока что одна-единственная – клоунская – роль. А Эля, Эльвира, танцовщица нашего балета. Одна из лучших. Двадцатилетняя, очень талантливая, танцовщица.
-Через пол часа приземляемся, - стюардесса. – Кто-нибудь что-нибудь желает?

***
Шепот за спиной. Я боюсь обернуться, и не могу не.
-…я еще тогда…
Сухой раздраженный смешок. Голос блондина:
-Ну, уж бери. Пол часа у тебя точно есть.
Я вздрагиваю, ощущая, как стремительно холодеет все внутри. А через несколько секунд рука брюнета ложится на моё плечо:
-Пойдем.
Странное оцепенение. Я, кажется, только и могу, что – смотреть ему в глаза, безмолвно дрожа.
-Вставай.
Настаивая на своем, обхватывает рукой мое предплечье. Весь салон сидит в пол оборота, наблюдая с ужасом. Да что же…
-Поднимайся…
Он тянет не сильно. И даже пистолетом не грозит. Но я поддаюсь, точно очарованный кролик перед змеиной мордой. Медленно встаю, делаю шаг…
-Оставь, не трогай её!
-Миша, не надо!
-Сядь на место! На место!
Глупого Мишу усаживает обратно блондин, а этот, темноволосый, тащит меня дальше, в конец салона, и, доведя, указывает на кресло:
-Садись.
Сажусь. Демонстративно кладет пистолет на сидение рядом, сам усаживается на сооружение из футляров для инструментов, - притащили из багажного отделения. Вот и решаются сами собой множество вопросов. К примеру, то – как, откуда, когда они взяли оружие. «Я беспокоюсь о сохранности наших инструментов…»
Молчим.
Рассматриваю его: брюнет, да; курносый, но все прочие черты лица ровные, тонкие. Бледный и, действительно, совсем чуть-чуть меня выше. Запястья с характерно выступающими «косточками», длинные пальцы. Что, неужели и, правда, музыкант?..
-Это все ради моего гипноза?
От неожиданности вздергивает бровь, и – секундой позже – рассеянно улыбается:
-Да нет… я просто. Смотрю.
Как все просто, в самом деле. Что ему нужно? Чего он хочет? Зачем притащил сюда? Зачем положил пистолет так, что достаточно только руку протянуть…
-Вы братья, - говорю больше наугад, чем с уверенностью. – Все пятеро…
-Четверо, - опускает взгляд. – И вообще, ну… мы не совсем родные.
Стоило догадаться хотя бы цвету волос. Что ж, прекрасно.
-Вы убьете нас?
Молчит.
-Ты меня убьешь?
-Нет, - качает головой.
Прерывисто вдыхаю:
-Ты… меня…
Поднимает голову, улыбаясь уголком рта: то ли улыбка, то ли усмешка.
-Глеб позволил мне. А… я просто хочу понять, откуда помню тебя. Ведь ты тоже, верно? Ведь ты помнишь меня?
Подавшись вперед, приближает свое лицо почти вплотную ко мне. Черные-черные глаза. Бесшумное дыхание. И, за миг до того, как ощутить его поцелуй, - нащупываю рукой пистолет.

***
-Можем мы пройти в багажное отделение?
-Простите, до окончания полета не положено.
-Слушайте, у нас там инструменты. Если во время тряски что-то повредилось…
Наблюдая краем глаза за происходящим, понимаю: стюардесса волнуется. Еще бы. У них вообще есть право вот так вставать посреди рейса, что-то требовать?..
-Я не…
Наши музыканты тоже начинают шевелиться: мол, а что там с нашими скрипками, э? Их, впрочем, быстро усаживают обратно.
-Послушайте, - понизив голос, говорит блондин. – Может, за небольшое вознаграждение…?
Через десять минут они уже возвращаются обратно, сдержанно улыбаясь. Остается около получаса до того момента, как Глеб вновь встанет, и, вскинув руку с пистолетом, объявит о своих намерениях. И будет крик, и страх, и будет пуля, застрявшая в толстом стальном листе кабины пилотов…

***
От отдачи резкой болью пронзает руку. Мимолетный взгляд на дыру в полу салона, сквозь которую бьет свет. Ну да. Оказывается, еще день. Уже день?
-Думал, ты выберешь меня.
У нас и было-то, пожалуй, если здраво размышлять, всего пару секунд. Что можно успеть? Посмотреть в глаза друг другу, разве что. «Думал, выберешь меня». Ах, вот оно что…
-Не стоило надеяться.
Секунда, чтобы забрать у меня пистолет. Еще миг, чтобы встать, - ведь не слушать же мне брата своего черноглазого собеседника сидя.
-Что ты сделал! Какого…
За спину его я спряталась инстинктивно, - адресованная мне оплеуха пронеслась в воздухе вместе с рукой Глеба. Никогда не видела, чтобы люди впадали в такое бешенство. Впрочем… впрочем, я много чего не видела.
Глеб орал. Заслонивший меня стоял, закусив губу, и слушал, не решаясь заговорить. Глеб размахивал оружием, - ему это было более, чем сподручно. А я думала: чего там они хотят? Улететь, подальше. Все хотят, или один только этот старший брат? И зачем?
-Хватит.
Я делаю шаг вперед, поражаясь тому, что даже страха – и того уже нет. В салоне висит тишина, только где-то далеко, в другом его конце, делает попытку встать кто-то, кого тут же садят обратно. Что ж, несложно догадаться.
-Никто никуда не летит. Видишь? Я выстрелили в пол, хотя могла выбрать твоего брата. Он сам хотел, чтобы его убили. А остальные твои братья? Они хотят лететь с тобой?
-Молчи, - сквозь зубы говорит Глеб.
-Что с того, у тебя и так заряжен пистолет. Или ты все еще не понял, что я тебе сказала?
Глянув на лица троих его братьев, понимаю, что попала если не в цель, то – близко.
-Действительно хочешь, чтобы я тебя пристрелил? – свистящим шепотом.
Пожимаю плечами:
-Я это уже обдумала, когда выбрала мишенью пол самолета, а не твоего брата.
Глеб тяжело дышит, глядя на пистолет в своей правой руке. Звенящая тишина.
Медленно, очень медленно, разворачивается к троим своим братьям, и что-то тихо им говорит. Несколько секунд жду продолжения, но его нет. Оставили нас в покое? Да неужто?..
Он выстрелил тогда, когда я, обернувшись к стоящему за моей спиной пятому брату, не успела договорить вопрос, внезапно пришедший в голову:
-Так как тебя…
Грудь точно пробили раскаленным прутом. С трудом нащупываю рукой: да, да; правая сторона. А вот у темноволосого парня, лежащего рядом со мной – левая.
Царапаю ногтями пол, но боль от этого никуда не уходит. Глаза в глаза. Почти как раньше.
Ему до меня до меня не дотянуться, - даже ладонь ладонью не накрыть. Так, только кончиками пальцев…
-Олег, - одними губами. – А ты…
Но мне уже не ответить. Собственная кровь мажет рукав левой руки, поворачиваю голову – и больше уже ничего не вижу. Совсем.

***
Снег. Тут вообще часто, говорят, снег. Целых семь месяцев в году, с ума сойти.
Поправляю съехавшую назад шапку, мимолетно оглядываясь вокруг: ну где же? Сколько еще ждать?
Мысли бродят вокруг да около, но все не о том, что нужно. Мама целыми днями твердит, мол, «думай об образовании! Одной ролью сыт не будешь!» А что, если мне эта роль нравится? И, кстати, два месяца назад она твердила только «господи, господи, господи!», и еще иногда «слава богу, ты жив!». Мне это не то, чтобы нравилось. Совсем не нравилось, если по правде, но все лучше это, чем ежедневная нервотрепка по поводу всяких там университетов. Кому они нужны? Ну, кому?
-Мишка! Миш, ээй!
Оборачиваюсь, чуть не навернувшись: под снегом, похоже, зафишрованный лед. А я, остолоп, стал ещё на другой совсем дорожке…
-Подождите! – кричу. – Я сейчас, сейчас!
Стоят, ждут.
Любо-дорого смотреть, если честно. Даже шаг чуть замедляю, чтоб получше рассмотреть.
Она в шапке, а он без, - черные волосы уже как будто сединой покрылись. Курточки легонькие, стоят, рука об руку. И улыбаются. Да, им теперь можно. И даже положено.
-Ми-иш! – кричит. – Ну давай уж скорее, а то…
-Да иду, - кричу в ответ, через шаг оскальзываясь. – Иду!
Какие красивые. Черт, ну до чего же красивые, и как только так получается – были люди, как люди, добрые, там, милые, но порознь. А потом… как она говорила? «Взглядом встретились». Взглядом встретились, и вот…
И тут я окончательно проигрываю сражение с шифрующимся льдом.
Подбегают, поднимают, отряхивают…
-Да бросьте, - кричу, вырываясь, - Бросьте, я что, для того, чтоль, к вам сюда летел, чтоб вы с меня на себе таскали? Пусти, ну…
И снова падаю.
Она смеется. Вообще, всегда так удивительно смеется, что даже обижаться не получается. Он осторожно протягивает руку, как будто всерьез приняв мои крики.
-Так что, - спрашиваю, вторично встав на ноги. – Свобода?
-Условно, - кивает, сдержанно улыбаясь. – Ну… это ведь лучшее…
-Да лучшее, лучшее, - говорит она, обнимая нас двоих. – Дорогие мои мужчины, не хотели бы вы сдвинуться с данного места?
-Всенепременно, - говорит он, и, вдруг став совершенно серьезным, добавляет, - Всенепременно, Лиза.
Я молчу. У них много поводов для недоговорок, у этих влюбленных. И если когда-нибудь окажешься посвящен хоть в один из них, вроде пули_на_двоих, или этой истории с именами – лучше молчи. Влюбленные, они такой народ. У них все на двоих.

8.09.2009