Неофиту-мне священным казалось взаимодействие между Доктором и Розой, а Мадам де Помпадур, в него влезающая, воспринималась исключительно, как раздражитель. Теперь, по прошествии стольких (скольких? десяти, что ли) сезонов ньюскула и классики, всё, конечно, иначе.
Дорогой Главный Сценарист, я люблю вас искренне и всем сердцем за "потанцуй со мной, Доктор". Уже тут стоило бы понять, что Девятый, которого танцевать учила Роза, с Десятым мало чем схож: первый существовал только для милой шепелявящей девушки из Лондона; у второго таких девушек гораздо больше - я не любитель списывать всё на полигамию и иже, скорее, воображаю себе это, как медленное, на пошатывающихся ногах, выползание из полного одиночества. Дальше, и дальше. Даже если твоя планета мертва, Космический Гэндальф, надо жить.
Теннант прекрасен, конечно. Мне пора бы возвращать любовь к нему, - после ушат фанатской любви, вывернутых на уши не проходящей мимо мне, это трудно. Но отчего-то всякий раз, когда мне хочется окончательно разувериться, я вспоминаю, каким он был - да хоть бы в сцене прочтения письме Рэнетт, и вера совершает обратный круг.
Моффат для меня - сценарист Смита. И Доктор для меня - Доктор Смита. Просто потому, что сейчас его я наблюдаю, с перерывом на лето, в восемь часов вечера по субботам, и понятия не имею, как всё закончится, и не хочу изо всех сил, чтобы вообще кончалось. Даже в этой серии был ворох сцен, где я представляла - будто бы мимолётно - как эту реплику произнёс был Одиннадцатый, с его специфической грацией, прищуром глаз, откидываемой прядью всё-ещё-не-рыжих волос. А были сцены, в которых только Десятый и мог существовать: когда он явился в третий раз к уже повзрослевшей Девушке из Камина, к примеру.
Сказочник, ставший сказкой. Такое случается, стоит думать, только когда сам того не желаешь.
Ещё? Ещё там восхитительная музыка.