с любовью и всяческой мерзостью
Раньше я через пост цитировала Сэлинджера. Теперь Коцюбинський.
В общем, можно не продолжать.
Всё стоит перед глазами этот момент, когда Маричка пересекается на дороге со старухой, несущей корзину.
"Ой, яка ти файна, Марічко. Ой яка пишна... а що в тебе тут? Немає?" - и хватает её за живот.
И ещё раньше: когда, вначале, Иван проходит по мосту "слава Ісусу!", и все откликаются "навіки слава!", а за ним проходит Маричка, и вслед ей - "як спала, Марічко?" (вот, собственно, этот отрывок).
Всего два момента; их, совершенно точно, в первоисточнике не было. Но они, совершенно точно, оригиналу соответствуют. Я впервые такое встречаю, кажется.
Или самая первая сцена, когда гибнет Олекса; Иван в маске Смерти, - Параджанов усилил ощущение Танатоса, во много раз.
А финал - ритуал похорон, каким бы диким не казался, повторяется и сейчас. Часто. Возвращаясь от кладбища к печально-праздничному столу, скорбь постепенно забывается, пробиваются улыбки, ирония, смех... Меня раньше такое поведение ужасало; но, в сущности, ничего плохого в этом нет. "Чи не багато вже смутку мала бідна душа?".
Вообще, можно печалиться сколько угодно, но все главное написали в научных статьях ещё до меня:
"Так, Ерос і Танатос, тріумфально-понуро бредучи яскраво освітленими магістралями і бічними брудними вуличками мистецтва ХХ століття, виявляються просто тінями - тінями забутих предків" (с)
Для аудио-медитаций:
В общем, можно не продолжать.
Всё стоит перед глазами этот момент, когда Маричка пересекается на дороге со старухой, несущей корзину.
"Ой, яка ти файна, Марічко. Ой яка пишна... а що в тебе тут? Немає?" - и хватает её за живот.
И ещё раньше: когда, вначале, Иван проходит по мосту "слава Ісусу!", и все откликаются "навіки слава!", а за ним проходит Маричка, и вслед ей - "як спала, Марічко?" (вот, собственно, этот отрывок).
Всего два момента; их, совершенно точно, в первоисточнике не было. Но они, совершенно точно, оригиналу соответствуют. Я впервые такое встречаю, кажется.
Или самая первая сцена, когда гибнет Олекса; Иван в маске Смерти, - Параджанов усилил ощущение Танатоса, во много раз.
А финал - ритуал похорон, каким бы диким не казался, повторяется и сейчас. Часто. Возвращаясь от кладбища к печально-праздничному столу, скорбь постепенно забывается, пробиваются улыбки, ирония, смех... Меня раньше такое поведение ужасало; но, в сущности, ничего плохого в этом нет. "Чи не багато вже смутку мала бідна душа?".
Вообще, можно печалиться сколько угодно, но все главное написали в научных статьях ещё до меня:
"Так, Ерос і Танатос, тріумфально-понуро бредучи яскраво освітленими магістралями і бічними брудними вуличками мистецтва ХХ століття, виявляються просто тінями - тінями забутих предків" (с)
Для аудио-медитаций:
